– И он стал с ними об этом говорить?

– А его порасспросили…

Сыскарь сверлил опера взглядом несколько минут. Тот молчал. А в это время в голове Аквиллы проносился целый поток данных о делах, нынешних и минувших лет, про которые он узнал, побывав в аналитическом отделе первопрестольной в недавней командировке. И тут он решил поделиться своей версией с оперативником.

– На днях был в Столице, смотрел в архиве ряд дел. Во всех этих делах: доказанность сводилась к косвенным уликам и первичному признанию, от которого все эти злодеи отказывались в суде, а в итоге – 4 расстрела, 7 пожизненных приговоров.

– И что?!

– В этом деле – двенадцатое преступление с одним почерком. Двенадцать преступлений за двенадцать лет с идентичным почерком. Ты должен знать –они были громкими: Хортицкий маньяк, Столичный душитель, Малосельский насильник, Тверской могильщик, ну и менее громкие – Саватов, Карасов, Марьев…

– Это же абсолютно не связанные друг с другом дела! Ни жертвы, ни фигуранты никак не пересекаются!

– А может и пересекаются. Просто мы пока не знаем как. Но почерк то не врет, почерк то один.

– То есть ты хочешь сказать, что у нас во Второпрестольной дюжину лет назад выросло тайное общество насильников-убийц? Это бред.

– Вот поэтому то и нужна правда от 34-го.

– Ты ж ее видел на лице Шамалина.

– Я видел то, что он считает правдой. Или то, что ему позволили считать правдой.

– Вам в Сыскных Академиях теперь и ясновидение преподают? И умение строить необоснованные гипотезы?

– Не – гипотезы это моя фишка. А в Академиях нам гипноз преподают, но об этом тссс! – сыскарь бросил взгляд на часы, врезанные прямо в его деревянный протез его левой кисти: времени прошло достаточно, чтобы арестанта вернули в комнату для допроса… и чтобы снотворное в вине, врученном адвокату, подействовало. Аквилла ухмыльнулся, взглянув на опера, одел темные очки, надел вместо служебного кителя гражданский пиджак, прилепил накладные усы и, не прощаясь, ушел из части.

***

Сыскарь зашел в комнату для допроса. Как он и ожидал – адвокат мирно спал на столе, рядом с ним сидел 34-ый. Тот взглянул на Аквиллу, не узнав в нем человека, который недавно его допрашивал (не зря его лицом к стене ставили). Шамалин спросил:

– Кто вы?

На что сыскарь уверенным солидным голосом ответил:

– Я специалист по психологии, которого вызвал сыскарь для продолжения допроса. Позвольте поздороваться с вами.

И Аквилла снял и положил в карман очки, сделал несколько твердых шагов к арестанту, начав тянуть к нему руку за пару шагов до нужной дистанции, при этом он громко назвал первое пришедшее ему на ум имя:

– Искандер Акопян.

Арестант автоматически встал со стула и потянулся в ответ пожать руку, но Аквилла внезапно сделал еще шаг и оказался слева от Шамалина, правой рукой он схватил его правое предплечье и рявкнул на него:

– Спите!

От удивления и неожиданности арестант попытался отпрянуть назад, но его руку крепко держал сыскарь, растерянный взгляд Шамалина обратился в глаза Аквиллы, именно это ему и было надо. Холодный немигающий взгляд прекрасно дополнился потоком внушений:

– Вы скованы, вы теряете волю, ваше тело наливается свинцом, веки тяжелеют, все тело цепенеет, веки слипаются, дыхание замедляется, дремота накатывает, глаза закрываются, вы устали, вы устали бороться, вы вверяетесь мне, вы сдаетесь, вы цепенеете, вы спите, спите, спите… Сейчас я досчитаю до трех, щелкну пальцами и вы впадете в транс. Раз, два, три.

Щелчок пальцами – кисть сыскаря отпустила предплечье арестанта, но его рука осталась висеть в воздухе, да и сам он как будто застыл в позе отстраняющегося.