И всесильными, как золотое руно.

Необъятными, как мировой океан,

Приглядишься, а он – лишь пинтовый стакан.


Светотень, чёрно-белой бессонницы звон —

Атрибуты отшельничества твоего —

Вот где – ложь, вот где – явь, и поди распознай :

Кто есть кто. На себя. Одного. Уповай.

Я всегда на твоей стороне

Я всегда на твоей стороне.
Даже если жгутами от боли
И глаза не раскрыть от соли —
Я всегда на твоей стороне.
Вот сердце моё – возьми.
Вдруг, пригодится когда-то?
Не сейчас, в минуту утраты
Или там, по дороге вниз.
Ты помни, ты просто помни,
Что где-то оно стучится.
Да, всякое может случиться,
Но тебе-то оно нужней —
На чужой бесконечной войне…
Вот такая нелепая странность:
Я всегда на твоей стороне.
И, похоже, на ней и останусь.

Спроси себя: откуда звук?

Спроси себя: откуда звук?

Что долетел сейчас случайно?

Чем порожден был изначально

И из-под чьих сорвался рук?


Тот, извлечённый из одной,

Такой обыкновенной ноты,

Чтоб нарастать потом волной

И умирать в водоворотах?


И почему же по ночам

Твой зыбкий сон он растворяет,

Разматывая до начал

Неутолимые печали.


А что в углу, вон в том углу?

Рояль? Концертный? Ты не шутишь?

Такой же, как на том балу…

Полжизни бывший другом лучшим?


В проём ночи, к тебе спиной,

И глаз моих не различишь ты.

Да, да, бывает… Дождь… стеной…

Но этот звук… Какой он чистый!


Какой молящий, неземной:

О, прикоснись ко мне скорее,

Хранитель мой, товарищ мой,

Я оживить тебя сумею.


Его душа слезоточит,

Как Богоматерь на иконе.

Это его ты слышишь стоны,

Когда Вселенная молчит.


***

– Я кажется, говорила когда-то:

Мечтаю услышать, как ты играешь.

– Я давно уже не… ты же знаешь

– Знаю.

Твоих рояль давно не помнит рук.

Тогда откуда этот звук?

Не приходя в сознание

Не приходя в сознание,

Не различая лепета

Вселенского, астрального,

Из тысячелетий слепленного,

Невидимым касанием,

Межзвёздной сопричастностью,

Становишься соучастником.

Не приходя в сознание.

Перетекая ядрами,
Межклеточною жидкостью,
Распознаванью радуясь
Меж древними улитками,
Струнами оголенными,
Коротким замыканием,
Становишься улыбкою.
Не приходя в сознание.
Пальцами полускрюченными —
Делаешь, что должно.
А там уж – как получится.
А там уже – как сытожится.
Оперировать малым?
Ссылаясь на многовековую усталость?
Не приходя в сознание.
И где-то мелькнёт предательски
Мыслишка о неизбежности,
О вот за углом заждавшейся
Необоримой вечности,
О выстрелом сердце раненом,
О горестном и о пламенном.
Не приходя в сознание.

И кем бы то ни предписывалось,

И сколько бы там ни осталось,

Средь неоспоримых истин

Довольствуешься малым.

Не приходя в сознание.

Позволь тебе этого не позволить

(На текст Лёна «Позволь, я напишу тебе осень»)

Страшное, вчерашнее. По сути, уже ненужное.

Но дело своё сделало – оставило безоружным.

Обогнавшее надежду простую, понятную

Взамен на историю пустую

Прикроватную. С леденцами мятными,

Чтоб меньше тошнило при взлёте

И при посадке.


Разрушительно. Уничижительно. Непростительно.

По отношению к себе, в первую очередь.

Очень.

К точке невозврата слишком близко.

Как Чкалов под мостом пролетал – низко,

Из бледно-голубого – в алое

Предрассветное, невиданное, небывалое.


Все жёстко. Просчитано. Улыбка змеиная.

Только hardrock и повадки осиные.

Не потому нет тепла, что ветер сдувал.

А просто его здесь никто не желал.

Или не знал?


И что же?

Ни книжек детских, ни рыжих котов,

Ни запаха бабушкиных пирогов?

Никогда-никогда здесь не бывало?

И лоскутного тряпочного покрывала? Тоже?


Но вот же – камин, у тебя есть камин.

А зра у тебя есть? По науке – кумин?

Ещё нужны кинза и барбарис.

Ну и надеюсь, найдётся рис?


Так мы сейчас сделаем классный плов!

Ой, только не надо вот этих твоих слов :

Не ем, не люблю, устаю, не сплю,