И куда след свои усилья направляй.

А мы тебя, как будешь нужен, позовём.

Ещё не раз с тобой и спляшем, и споём

Пока-пока… Привет-привет…

Ни здравствуйте, ни до свиданья.
В которых смысла больше нет.
К чему вчерашние страданья?
Пока-пока? Привет-привет?
За дымкой мглистой серпантина
От встречных фар не щуря взгляд,
Спиной вперед нельзя назад.
Без объяснений мутно-длинных…
Поставить надо б запятую,
Пока ещё не рассвело,
…Всё, что вздымало, пело, жгло…
Да где ж её найти, такую?
Не ждать! Не думать! Не слабеть!
Жизнь такова, какая есть.
Закрыть на ключ, забыть, не трогать,
Разметить реперно дорогу,
Секретным грифом припечатать,
Не чувствовать! Не спать! Не плакать!
Чтоб по-бразильски, на сто лет —
Ничьей рукой..
Ничьею властью…
Пока-пока.. Привет-привет..
(прим.: срок хранения документов под грифом «совершенно секретно» в Бразилии составляет сто лет).

CARPE DIEM

С востока солнце сквозь цветы пробилось

В раскрытой раме робко притулилось,

И в возрождённом утреннем движенье

Звук электрички – сонным отраженьем.


Как много утром свежих обещаний,

Где доминантой – громкое урчанье

Двух шерстяных и ласковых комочков,

Которым всё равно, где ставить точку.


Привет мирам, лишь с виду безучастным,

Где тишина негаданно-прекрасна,

И день – с листа, такой необходимый.

Бадейка кофе. Ручка. Carpe diem.

Сухие факты. И – никаких сантиментов

Сухие факты. И – никаких сантиментов.

К чему сомненья – в том, что нас ждёт впереди?

Перечеркнут. Тебе дорогие моменты.

Возьми гантели. Иль в зал тренажерный сходи.


Вот там всё ясно. Бессмысленно всё и несложно —

Качаем мышцы – серотонина прилив

Всегда поможет, как новокаина подкожно…

Иль как вино – о жизненных дрягах забыть.


Но что-то гложет. Почто нам такое даётся?

Одно вперёд и одно поколенье назад —

Непониманье. И главное как-то не бьётся.

Непониманье – в чужих и бесстрастных глазах.

Сегодня день рожденья будет грустным

Сегодня день рожденья будет грустным,

Ведь во главе стола пустует место.

И без хозяйки убежало тесто,

А в сердце – тишина и страшно пусто.


Сегодня всё вокруг осиротело.

И чёрным кружевом закрыты зеркала,

Где так любила всех и так болела,

Где наречённого так и не дождалась…


У изголовья фото мальчиков в шинелях

Со взглядом строгим, напряжённым – в объектив.

С них до сих пор слышны свистящие шрапнели,

И неизвестно, где и кто из них лежит…


***

Здесь, на Земле, родные сядут рядом,

Скорбя, наполнят крошечные стопки,

И помянут по русскому обряду,

Не чокаясь, безвременно усопшую.


Она ж – уже с подружками хохочет,

Сияет взгляд, и тело гибкое опять.

Давно не виделись они, и каждой хочется,

О, сколько хочется друг другу рассказать!


Отставив пальчик, пригубляют так изящно

Из чашек кузнецовского фарфора

С прямой спиною, в шляпках настоящих…

Ни слова – о суетных дамских вздорах!


Бабулечка, Княгиня, гран-мама…

Рукою ласковою каждого коснётся

И вскоре вновь на небо унесётся…

Теперь и там есть у нее дела.


Порой, как гимназистка, озорная,

Секреты внуков свято берегла.

И всё-превсё на свете понимала.

И всех сплотить и примирить могла.


С французским неутраченным акцентом

(Волненье голос только выдаёт)

Для настроенья – капельку абсента —

Вдруг об акации о белой запоёт.


И снова клавиши её узнают руки —

Пусть не такие, как в былые годы,

Когда в одеждах до полу и в буклях

Всем городом встречали пароходы…


Но вновь замрёт и время, и пространство,

И осадят упрямые года

О, этот голос, выводящий страстно

О том, как молоды мы были все тогда…

Прорастая корнями из самых глубин

Прорастая корнями из самых глубин

Где-то там и наткнулись на каменный клин.

И в обход повело, чтоб прорваться из тьмы.

Обвело, заплело в единящее «мы».


Неразлучными стали, как зло и добро,