, что и цвет другого; что длина одной палки есть та же самая, что длина второй. Но самые вещества и палки не являются еще поэтому тождественными, но они лишь сходны в определенном отношении. Точно так же мы говорим в дипломатии о тождественных нотах, если тем же самым оказывается тот точный текст, который рассматривается теперь лишь по своему содержанию, независимо от множества документов.

Таковы пределы применимости слова «тождество», если придерживаться первоначального его смысла и если вообще должно сохранять за ним определенный смысл. Отсюда вытекает, что тождество или полностью имеет место, или его совсем нет. Ясно также, что тождество не может иметь никаких степеней, и такие выражения, как «частичное тождество, относительное тождество», содержат в себе contradictio in adjecto, – если они должны означать виды или степени тождества. Можно говорить об identitas partium (например, о частях Европы и частях Русской империи), но не о identitas partialis.

Вернемся назад, к нашему принципу тождества. Формула «А есть А» в своем первом смысле выражает, конечно, необходимую предпосылку всякого мышления и акта суждения. Всякое мышление и всякий акт суждения возможны лишь тогда, когда отдельные объекты представления могут удерживаться, воспроизводиться и вновь узнаваться как те же самые, так как между непрестанно колеблющимся и растекающимся мы не могли бы установить никакого определенного отношения. Речь, следовательно, идет о постоянстве отдельных содержаний нашего представления как условии всякого мышления. Поскольку постоянство это всегда является уже осуществленным в определенном объеме, постольку можно говорить о принципе постоянства в том смысле, что принцип этот высказывает фундаментальный факт. Поскольку оно познается как условие всякого истинного суждения, формула «А = А» содержит в себе вместе с тем требование, которое всегда должно выполняться, раз наше мышление должно быть совершенным.

Однако принцип этот, сам по себе касающийся лишь постоянства всякого представления, не может вместе с тем служить обоснованием для соединения в суждении субъекта и предиката. Ибо суждения, которые хотели бы выражать лишь тождество объекта мышления себе самому, суть совершенно пустые суждения. Никому не приходит в голову утверждать, что круг есть круг и что эта рука есть рука. А те суждения, которые, по-видимому, все же соответствуют формуле «А есть А», понимают под словом, выражающим субъект и предикат, в действительности нечто различное. «Дети суть дети» – тут под словом, выражающим субъект, понимается лишь признак детского возраста, а под словом, выражающим предикат, остальные связанные с этим свойства. «Война есть война» означает, что раз уж наступило состояние войны, то тут уж нечего удивляться, что наступают все обычно связанные с этим последствия. Тут, следовательно, предикат присоединяет новые определения к тому значению, в каком впервые был взять субъект.

Но при простых суждениях наименования нельзя говорить о строгом логическом тождестве того, что представляется при выражающих субъект и предикат словах. Если я совершаю акт суждения о единичном, то представление предиката обыкновенно является довольно неопределенным, оно не исчерпывает всей особенности представления субъекта; тут можно говорить лишь о согласии, о сходстве обоих. То, что я мыслю при выражающем предикат слове, я снова нахожу в своем представлении субъекта. Единичное сходствует с общим образом, какой есть в моем представлении. То, что лежит в основе этих суждений, правильнее, следовательно, называть