Во втором же случае он берет тех, кто знает, что состояние помещается в род претерпевшего, говоря, что ветер есть движущийся воздух; потому и опровергает их не тем, что показывает, будто ветер есть состояние воздуха, а тем, что показывает, что претерпевшее не может быть родом своего состояния, поскольку подлежащее состоянию остается численно тем же, даже когда состояния уже нет; ибо воздух остается численно тем же, хотя возникший в нем ветер уничтожился; ибо претерпевшее не уничтожается вместе с состоянием.
Сказав же, что ветер вообще не есть воздух, он в качестве причины добавляет: ибо тогда ветер был бы и при неподвижном воздухе, если бы тот же самый воздух оставался, каким был при ветре.
Такое можно предположить, поскольку роды не существуют сами по себе где-либо, ни как чистые понятия без существования, подобно кентавру, но их существование – в тех вещах, о которых они сказываются, и, будучи связанными с теми, в чем они существуют, и уничтожаясь, они необходимо уничтожаются вместе с тем, что в них есть рода.
Например, одушевленная чувствующая сущность в Александре уничтожается, когда уничтожается Александр сегодня; если же так, то, если все, что под родом, уничтожится, то и род перестанет быть чем-либо.
Вообще же это уничтожается вместе с тем, чему оно случилось быть родом, если все под ним уничтожилось; как род же оно уничтожается, если сохранится лишь одно – численно или по виду – из того, что под ним.
Ибо животное есть род не потому, что оно есть одушевленная чувствующая сущность, но потому, что такая природа есть во многих, различающихся по виду; если же все они будут уничтожены, а сохранится лишь одно, то уже не будет родом одушевленная чувствующая сущность, то есть животное.
Поскольку это так, то, пока данный род сохраняется не только по сущности, но и по тому, что сказывается о многих, то есть находится во многих, необходимо, чтобы сохранялось и все, в чем он есть.
Ибо если сохраняется одушевленная чувствующая сущность в разумном, то необходимо, чтобы и разумное животное существовало; ибо, если уничтожить разумное животное, необходимо уничтожится и животное в нем; подобно, если сохраняется то, что в Александре, то необходимо, чтобы и Александр существовал.
Поскольку это так, то, если данный род чего-либо уничтожается при уничтожении того, чьим родом он был признан, сам оставаясь численно тем же и ничто из него не уничтожаясь вместе с уничтожением вида, то он не был бы родом того, чьим родом его признали, но, как он говорит, неким сопутствующим и состоянием.
Если, следовательно, воздух остается тем же не только по сущности, но и численно, и по величине, и уже не движется, то есть ветра нет, то он не был бы родом ветра; ибо, уничтожаясь вместе с ветром, уничтожился бы и воздух в нем, подобно тому как и человеку – животное в нем.
Если же при уничтожении того, в чем род, уничтожается и то, что в нем есть рода, то ясно, что и при сохранении того, что в нем есть рода, сохранялось бы и оно само; и воздуха, следовательно, при сохранении численно того же, что есть в ветре, сохранялся бы и ветер.
Таким образом, и при неподвижном воздухе ветер сохранялся бы.
Однако движение в ветре уже не сохраняется при уничтожении ветра; потому разумнее поместить ветер в род движения, чем в род воздуха.
То же рассуждение применимо и к волне и воде; ибо и в том случае вода, находящаяся в волне, сохраняется при уничтожении волны; так что вода не есть род волны.
Поэтому и воздух не есть подлежащее голоса, поскольку он сохраняется и при уничтожении голоса.
Сказав и кратко показав это (ибо не было времени для подробного разбора этого), он добавляет еще некое рассуждение, ведущее к тому же.