…, которые имеют общее только имя.

Не находим ли мы тогда омонимию среди глаголов? Действительно, мы говорим erd, и это означает как «я скажу», так и «я испытываю эротическое воздействие». Как же тогда он говорит, что омонимами являются те вещи, которые объединяет только их имя? На это мы отвечаем, что он понимает здесь «имя» (onoma) не в противоположность «глаголу» (rhema), а в более общем смысле, согласно которому каждое смысловое выражение называется именем. Как говорит Аристотель в «Толкованиях». «Итак, сами по себе глаголы – это имена» (16b 19). Таким образом, ero является омонимом и имеет общее имя, но разное определение, и между глаголами существует омонимия.

Только.

«Только» говорится двояко: либо в противоположность связанным вместе, как когда мы говорим, что в ванне только один человек, в отличие от других, или как когда мы говорим, что в битве остался только один (конечно, имея с собой, возможно, копье и одежду, или что-то еще, он не один, но называется «один» из-за отсутствия товарищей); либо для обозначения уникальности, как когда мы говорим о единственном солнце. В этом отрывке слово «единственный» используется в первом случае.

Общее.

«Общее» говорится двояко: либо <это означает> то, что причастно неделимо, например, животное (ибо все мы причастны ему неделимо; не так, что одни причастны только веществу, другие только одушевлению, третьи только ощущению), либо <это означает> то, что причастно делимо, например, поле (ибо не все прикасаются к целому, но каждый <касается> части). Несомненно, здесь он имеет в виду именно то, что причастно неделимо.

…бытие (logos tes ousias), соответствующее имени, различно; например, и человек, и рисунок – это животные.

Философ уверенно приводит все эти примеры, поскольку кто-то может возразить, что здесь вообще нет омонимов, а есть скорее синонимы. Ведь у Аяксов есть общее имя и определение – смертное разумное животное. Поэтому он был прав, когда говорил, что «счет бытия, соответствующий имени, различен», чтобы мы не выбрали любое определение, а не то, которое соответствует общему имени. Ведь один из Аяксов – сын Теламона из Саламины, который сражался с Гектором в одиночном бою; другой – сын Ойлея, быстроногий Локриан. Поэтому определение, соответствующее имени, для каждого из них свое.

Но кто-то может сказать, что омонимы можно назвать и синонимами, как в случае с двумя Аяксами. Ведь они омонимы, поскольку у них есть общее имя, но разное определение, соответствующее этому имени; один – Теламон <сын>, другой – Ойлей. Но, с другой стороны, кто-то может сказать: «Даже в отношении счета, соответствующего имени, они синонимы; ведь и Оилей, и Теламон <сыновья> – мужчины, и поэтому они будут синонимами». Чем же они отличаются друг от друга? Так: омонимы, такие как Аяксы, имеют общность между собой по отношению к имени, например, к «Аяксу», и оба они также имеют общность с самой омонимией, поскольку участвуют в этой омонимии. Конечно, это не не делает их синонимами, поскольку здесь мы рассматриваем только их отношение друг к другу.

По какой причине он говорит «счет» (logos) вместо «определение» (horismos)? Отвечаем: потому что мы не можем дать определения всем вещам; ведь высшие роды не получают определений. Напротив, в некоторых случаях мы используем описания (hupographai). Тем не менее, даже среди вещей, для которых мы используем описания, есть омонимия. Именно поэтому он не говорит «определение», так как в этом случае мы бы оставили без внимания вещи, обозначаемые описанием. С другой стороны, если бы он сказал «описание», то опустил бы вещи, обозначаемые определениями. Вот почему он использовал слово «счет», поскольку оно является общим предикатом определения и описания.