А впереди этой группы монах. Какой-то… красивый. Другой красотой. Настоящей. Сначала его самого и не видишь. Только глаза. Синющие. Кажущиеся огромными из-за света, который из них льётся. Прямо освещают всё вокруг себя эти глаза. В солнечный день с ними ещё светлее, хотя, казалось бы, уже и некуда.

Потом видишь лучики вокруг глаз. От улыбки. От постоянной внутренней улыбки. Которая и во внешний мир перетекает. Потом обращаешь внимание на фигуру – невысокий рост, поджарый, но не худой, без живота. Походка энергичная, но без суеты. Но и без напускной постности. Какая-то и походка необычная. Она не мирская.

И по нему видно, что он любит этих женщин – суетящихся, гомонящих (в святом месте, между прочим), фотографирующих (что не благословляется, между прочим). И он любит свою работу – рассказывать желающим про монастырь. И вообще – он просто любит. Наверное, всех. Потому что эта любовь даже через стекло просачивалась. И вот его лицо я могла представить только ещё на иконе. И у него. И больше ни у кого.

Доела я свой пирожок, а экскурсия двинулась дальше, монастырь-то большой. Мне было жаль, что я не с ними. Вернее, не с ним. Что я не могу согреться ещё раз в свете его глаз. Не могу ещё раз окунуться в его улыбку…

Разговор с Дианой о возрастах.

– … я вообще чувствую себя лет на двадцать пять, не больше, – говорю я.

– Мама, ты очень хорошо выглядишь. Видно, что ты молодая, НО умная.

У Дианы в комнате вечный бардак. Она называет это творческой атмосферой. Мы с мужем периодически боремся с её беспорядком. Сегодня была очередь мужа. Заставил Диану разобрать её рабочий стол. Диана с папой не спорит, но мне выдала, когда я зашла проинспектировать результаты:

– «Только глупец нуждается в порядке – гений господствует над хаосом». Альберт Эйнштейн, между прочим…

И недовольно продолжила разбирать свои завалы.

Ну и что тут скажешь в ответ?!.

Я тихо ретировалась.

Тут на днях прочитала в ФБ чей-то рассказ про детские обиды. Общий смысл сводился к тому, что родители часто бывают невнимательны к детям. Не оценивают вовремя их поделки и, вместо того чтобы похвалить, ругают за беспорядок, который через эти самые поделки случился в квартире. Или не поговорят, а накричат. А ребёнок очень нуждался в разговоре по душам. И всё это наносит незаживающие раны нежному сердцу ребёнка.

А впоследствии, казалось бы, настрадавшиеся в детстве люди, уже став взрослыми, повторяют те же ошибки. Но потом их осознают. И ужасаются. Как-то так там было всё описано.

Надо сказать, что родители меня никогда не ругали несправедливо. И поделки мои всегда хвалили. И особо не кричали на меня. Меня любили. Причём к родителям добавлялись бабушки, дедушки, соседи, дворничиха, нянечки, воспитатели, а потом и учителя…

И тем не менее я предъявляла маме претензии. У меня был свой список обид. Мама была виновата передо мной, потому что не читала мне сказки на ночь (вернее, читала, но недостаточно), не ходила на родительские собрания (вернее, не всегда ходила), театр мы мало вместе посещали (посещали, но мало). Ну и всё в таком роде.

Хотя я всегда прекрасно понимала, что мама работает. И ей бы отдохнуть в свои выходные, а не переться со мной на какой-нибудь детский утренник. И вот если она на него шла, то это было само собой. И как бы не засчитывалось. А вот если не шла – то в список претензий.

Всё это прекрасно понимая, я всё-таки решила, что «ошибок» своей мамы я не повторю. Уж я-то для своего ребёнка буду идеальной мамой! Буду всегда внимательной к его потребностям. Буду бдеть. Буду предугадывать. Буду ей самым-самым близким и лучшим другом. И лучшей мамой.