Другая, её подруга, быстро управилась. Может, уже и боялась лишние вопросы задавать.
Тут и моя очередь подошла. Я тоже постаралась поскорее, чтобы дяденьку не нервировать. (В итоге забыла пряничный домик – миленький и малюсенький – купить, с жителем-медвежонком внутри. Ну да ладно! Может, и не нужен он мне.)
А за строгим дяденькой другой стоял. Я его так и не разглядела. Но голос добрый такой. Не благостный-постный, а именно добрый. И юмор в нём слышится, смешинка такая. И он тоже, не обращаясь как будто ни к кому, говорит:
– Место святое. Лишнюю минуту в нём постоять – ничего плохого тут нет, одна польза.
И книжечку с конторки взял с акафистами. Мол, можно стоять и молиться, например.
А тот, за мной который, взвился:
– А ничего, что я за пятьсот километров приехал?
– Ничего, – отвечает добрый со смешинкой голос.
– А ничего, что мне обратно ещё ехать?
– Ничего, – в ответ, – а то мог бы и не ехать…
– Да вот не мог! – всё больше раздражается мужчина «тупости» собеседника.
– А раз не мог, то стой и терпи. И жди своей очереди со смирением, – не меняя интонации, ответил голос, и его обладатель углубился в сборник акафистов.
А раздражённого проняло. Понял, похоже, что-то.
Даже меня проняло. Да и всю очередь, по-моему, тоже.
Вышла я потом из монастыря. И смотрю – с парковки эвакуатор одну за другой машины увозит. И сразу о раздражённом мужике подумала. Ведь и его машина там наверняка стояла. Наверняка. Больше негде было ставить. И он в церкви так говорил, что ясно было – именно на машине он пятьсот километров проехал. А не на автобусе или поезде.
И вот как ему теперь? Тип, конечно, неприятный. Ну, на мой взгляд. Но не до такой же степени.
Правда, какие-то машины ещё не эвакуировали. Может, успел…
Ещё одно сегодняшнее наблюдение.
Стою у иконы св. Пантелеимона. А чуть правее постамент для свечей (не знаю правильного названия, увы), которые ставят за упокой. Вдруг подходит мужик в синем халате (в таких уборщицы ходили во времена моего детства) и начинает там всё чистить от воска, свечи почти сгоревшие тушить…
Я прям встрепенулась – непривычно же, что такую работу мужчина делает. Обычно в церквях таким женщины занимаются. Стою, вполглаза наблюдаю за ним.
А мужик всё почистил, почти отгоревшие свечи убрал и давай остальные переставлять. Я сначала и не поняла его системы. Просто смотрела и всё. Думала при этом: вот ведь делать нечего! Потом въехала: он их в одинаковые ряды ставит. Ну, по росту. И ряды от возрастания на убывание размера свечи и обратно – вот его система. Перфекционист он. Родная, можно сказать, душа.
Поставил. По росту. Получилось красиво. Отошёл куда-то. А люди-то свечи ставят и ставят. Подходит он через минуту – опять не все в строю. Он давай снова выравнивать.
Тут парень молодой подошёл. Свечу самую большую, толстую, ручную, как будто сотами украшенную, ставит. Поставил. Голову на секунду склонил. И отошёл. Не перекрестившись.
А мужик-перфекционист неподалёку стоит. Наблюдает. И я наблюдаю. Перфекционист головой сокрушённо качает. Мол, нет, плохо свечку ставит (это ещё когда парень в процессе был). Я смотрю на ряды свечей. Никакой неправильности не вижу. Парень тем временем ушёл. А перфекционист подходит и переставляет свечу по своему разумению. Я сравниваю: стало ли лучше, ровнее? Особой разницы не вижу. Стою дальше. Перфекционист ещё поколдовал над свечами и отошёл тоже.
А я того и ждала. Чтобы я ему не мешала, ну, и он мне тоже. Ещё помедлила. Теперь уже прицеливалась – куда бы свечку поставить за упокой, чтобы перфекциониста не расстраивать. Искала глазами «правильное» место. Вроде бы нашла. Шасть туда, пока нет никого. И почти синхронно со мной перфекционист прямо материализовался из пространства и тоже прямиком к подсвечнику Пантелеимона. И давай его очищать-начищать.