– Ты вправду считаешь, что я в силах помочь этому человеку, майтера? Я ведь наверняка не старше его. Скорей, даже младше. Не забывай: я ведь не патера Щука, мне не внушить ему того же почтения.

О юбку майтеры Мрамор забарабанили капли дождя с искрящейся влагой листвы. Старая сиба машинально отряхнула подол.

– Возможно, так оно и есть, патера, однако, сдается мне, ты поймешь его гораздо лучше, чем патера Щука. Ты, как он, молод, силен, а если и уступаешь ему в силе, то ненамного. В конце концов, сан авгура достоин уважения сам по себе, так что тебе ни к чему его опасаться. Просила ли я тебя хоть раз об одолжении, патера? О настоящем, серьезном одолжении?

– Однажды ты попросила вступиться за тебя перед майтерой Розой. Я постарался, но, кажется, мое заступничество принесло больше вреда, чем пользы, а стало быть, этот случай не в счет. Однако ты, если нужно, вполне можешь попросить меня хоть о сотне одолжений, майтера. Ты заслужила их все и даже более.

– Тогда потолкуй с Чистиком, патера, как-нибудь, в сциллицу. Исповедуй, если попросит.

– Ну, это вовсе не одолжение, – заметил Шелк. – Это я сделал бы для кого угодно… но, разумеется, разговор о том, чтоб я отнесся к твоему Чистику с особым вниманием – поговорил, отвел в сторонку и так далее. Хорошо. Будь по-твоему.

– Благодарю, патера. Скажи еще вот что. Ты знаешь меня больше года. Как по-твоему, не слаба ли я в вере?

Вопрос застал Шелка врасплох.

– Ты, майтера? Э-э… нет, я никогда так не думал. Ты… по крайней мере, мне ты неизменно казалась…

– Однако же мне явно недостало веры в тебя и в бога, ниспославшего тебе просветление. Недостало, я это только что поняла. Я слушала тебя, веря лишь человеческой речи да внешности, будто мелочная торговка! Помнится, ты говорил, что бог обещал патере Щуке помощь. Будь добр, расскажи о сем снова, подробнее. Прежде я слушала тебя только с вниманием, теперь же выслушаю… постараюсь выслушать с верой.

Окончательно успокоившийся, Шелк задумчиво почесал щеку.

– Всех подробностей мне попросту не пересказать, сколько ни тужься. Сегодня Иносущий явил мне просветление, снизошедшее на патеру Щуку. Полученная патерой Щукой весть гласила, что в этот день исполнятся все его молитвы о помощи, вознесенные в течение многих лет… что помощь, испрашиваемая им для себя самого, для мантейона, для всего квартала, ему ниспослана.

Обнаружив, что его ногти впились в ладони, Шелк не без труда разжал стиснутые кулаки.

– Узревший все это, увидел я и явление ниспосланной ему помощи во всем ее великолепии, сияющей, будто солнце, будто огнь Всевеликого Паса… а оказался ею я сам, понимаешь? Всего-навсего я, и не более.

– Тогда ты просто не можешь не справиться, – негромко заметила майтера Мрамор.

Шелк покачал головой:

– Ах, если б все было так просто! Могу, майтера, еще как могу. Но не смею.

Майтера Мрамор помрачнела, приняла привычный, предельно серьезный вид.

– Но сам ты, если не ошибаюсь, узнал об этом только сегодня – примерно в полдень, за игрой в мяч?

– Вот именно, только сегодня. И еще он сказал… понимаешь, сказал, что настал час действовать.

Майтера Мрамор испустила глубокий вздох.

– У меня есть для тебя новость, патера. Боюсь, довольно печальная новость. Но прежде мне очень хотелось бы спросить еще кое о чем и, может быть, в свою очередь кое-что сообщить тебе. Стало быть, с тобой говорил Иносущий?

– Да. Однако я не так уж много знаю о нем даже сейчас. Иносущий – один из шестидесяти трех богов, упомянутых в Писании, но с тех пор, как все это произошло, я не имел возможности заглянуть туда, и вдобавок, насколько мне помнится, сказано там о нем не слишком-то много. Он же поведал мне о ряде вещей, в Писание не вошедших… ну, разве что я о них позабыл, однако обдумать их у меня тоже пока не нашлось времени.