Уплывает перрон в забытое
Время тайных надежд и грез.
Запотело окно разбитое
От твоих полудетских слез.

«Ни радости, ни грусти, ни печали…»

Ни радости, ни грусти, ни печали
Не находил я в сумраке ночном,
Когда твои слова легко звучали
О чем-то умном, скучном и чужом.
А время шло, казалось, мир реален,
Но ты любила только миражи,
И я бродил один среди развалин,
Попробуй их как кубики сложи.
Я жил минутой. Жизнь необъяснима,
Как горсть золы, как небо или свет.
Просил тебя я: «Стань моей любимой».
Ты усмехнулась и сказала – нет!
«Не уходи, вернись, начнем сначала!» —
Кричать хотелось громко, что есть сил.
Хочу, чтоб близкой и любимой стала,
Я никого еще об этом не просил.
Но что слова, они ведь не преграда.
Не оглянувшись, ты уйти смогла.
Кричать «вернись!» теперь уже не надо.
Глухая ночь над городом легла.

«Наклонилась травинка малая…»

Наклонилась травинка малая
Над огромной, большой рекой.
Затуманилась речка шалая,
Знать, не хочет знать она про покой.
Так и нам с тобой годы клонятся,
Оседает пыль от больших дорог.

«Давно решение готово…»

Давно решение готово.
Сначала мысль спешит,
Потом уж слово.

«Я мечтаю о славе, и что тут постыдного?..»

Я мечтаю о славе, и что тут постыдного?
Календарь, календаря, «календарина»,
Скупые звуки тихого дождя,
Ирина, Ирочка, Ирина…

«Любил ли я кого-нибудь? Не знаю…»

Любил ли я кого-нибудь? Не знаю.
Наверно, нет, а может, да.
Давно над этим голову ломаю,
Над этим думаю всегда.

«Слово – маузер, рифма – патрон…»

Слово – маузер, рифма – патрон.
Бросил строчку – и душу вон.

«Ветер шумит над раскрытой книгой…»

Ветер шумит над раскрытой книгой.
Я вижу далекий – не близкий путь.
Пустынное поле, костер под ригой,
Что стоит к нему шагнуть.
Догорает огонь, и двое
Неспешный ведут разговор
Про время, как небо злое,
Где слово каждое – приговор.
Я их не знаю, не видел лиц,
Но дорог мне этот стон.
И я молчу и упадаю ниц,
Как жаль, что это всего лишь сон.
Это сон, и пускай он снится.
Пускай увижу в другом краю
Залетевшую в дом и окно синицу,
Чужую, нездешнюю, не мою.
Откуда знать мне, все может сниться.
Случится так, что настанет день,
Научишься ты любить, смеяться,
И встанет солнце, разгонит тень.
Но что случилось, понять не смею,
Напутал кто-то в судьбе моей.
Совсем другой назвал своею
Ту, что дороже ночей и дней.
А ну-ка вспомню, как все случилось,
Перемотаю рутину дней.
Припомню сны, что когда-то снились,
Смешные сны – и все о ней.

«Рявкни громом, город сонный…»

Рявкни громом, город сонный,
Пробеги по мостовой.
Сумасшедший и влюбленный,
Умный, добрый, молодой.

«Мама мыла раму», …»

«Мама мыла раму», —
Вывожу я на листе
И поглаживаю даму
По прекраснейшей…
Вот интересно мне, а вы что подумали?

«Выньте руки из карманов…»

Выньте руки из карманов,
Перестаньте пыль пинать,
Усмирить вас, хулиганов,
Я умею воспитать.

«Пора, мой друг, пора…»

«Пора, мой друг, пора…»
Шальная осень
Прочь гонит со двора
От этих сосен.

«Валя, Валечка, Валентина…»

Валя, Валечка, Валентина,
Стерва. Сволочь. Пойди ты прочь.
Черны твои кудри и думы,
Ты похожа на темную ночь.

«Суд любой надо мною неправ…»

Суд любой надо мною неправ.
Кто осудит и небо, и землю
За жестокий, неласковый нрав?
Я любой приговор не приемлю.
20 декабря 1985

«И сидел я в потемках без света…»

И сидел я в потемках без света,
И не знал я, кому отвечать.

«И осень, как старая лошадь…»

И осень, как старая лошадь,
Задумчиво листья жует.

«Улыбались мило, нежно…»

Улыбались мило, нежно,
Беспробудно, безнадежно.

«В погребе сыром и мрачном…»

В погребе сыром и мрачном,
В сизом облаке табачном,
Где слились и смех, и ругань,
Был и стол ему, и дом.
На последние полушки
Пил вино из медной кружки.
Целый день сутулил плечи,