О, Боже!

– Что?! – взвизгиваю я так громко, чем пугаю девушку, – Господи, нет. Я умею разговаривать.

– Черт! Извини. Я просто…

– Все нормально. Просто иногда я бываю, – тупицей, – Слишком застенчивой.

– У всех свои недостатки, – с улыбкой произносит Бостон и протягивает мне ключи, – Твоя квартира «17А». Это на третьем этаже.

Внезапно мой чемодан начинает казаться непосильной ношей. Сомнения снова возвращаются, но в голове звучит настойчивый голос Харпи и вот я уже тащу свой багаж по лестничному пролету прямо к квартире «17А».

Первое, что я делаю, оказавшись в квартире подхожу к окну, чтобы оценить новый вид. Жизнь после ареста отца научила меня очень трепетно относится к тому, что я вижу за окном.

Я вижу Нью – Хоуп утопающий в лучах заходящего солнца, которое оставляет после себя безмятежность и напоминание вернуться завтра. В доме напротив на первом этаже располагается маленький магазинчик мыла, а еще тату – салон из которого прямо сейчас выходит девушка с ярко – голубыми волосами.

И этот вид мне определенно нравится.

Я отворачиваюсь от окна и обвожу взглядом квартиру. Пусть она не очень большая, но в ней есть гостиная с примыкающей кухней, две отдельные спальни и ванная комната. В ней совершенно отсутствуют мелочи, создающие уют, поэтому я развешиваю гирлянды, кидаю на диван несколько цветных подушек и ставлю на полки наши с Харпи фотографии и в квартире сразу же начинает ощущаться наше присутствие.

На кухне дела обстоят очень даже неплохо. Здесь есть вся необходимая посуда, кастрюли и столовые приборы. Два стула, стол, а над ним огромные настенные часы, которые, кажется, тысячу лет назад прекратили свой ход.

Эта квартира словно стала порталом в мою новую жизнь. Она совсем не похожа на тот дом, где я жила вместе с семьей Гилмор и не похожа на дом, в котором я жила со своим отцом. В этой квартире чувствовался запах надежды. Надежды на то, что даже девушки, рожденные от серийных убийц, могут иметь право на счастливую жизнь.


***


Мы с отцом жили в небольшом двухэтажном доме с камином на проспекте Монмарти на окраине города Рединг. Моя мать оставила нас сразу после моего рождения (по крайней мере так говорил отец, а других людей способных подтвердить или опровергнуть его слова я не знала). У нашего дома даже не было номера, но несмотря на это, все прекрасно знали о его существовании. Он словно был отделен от всего города, находясь под прикрытием темного леса с одной стороны и соседствуя с кладбищем с другой.

Джон Ламберт был одним из самых известных людей в городе. У нас в доме всегда было полно людей. Они приходили вне зависимости от времени суток и погоды за окном. Наш телефон не умолкал ни на секунду, а бизнес отца рос в геометрической прогрессии. Нет, мой отец не был гостеприимным и душой компании его можно было назвать с большой натяжкой.

Он просто владел похоронным бюро.

Похоронным бюро с идиотским названием «Еще увидимся…»

И тогда мне казалось, что люди в нашем городе умирают чаще чем в любом другом месте на планете.

На самом деле, я до одури ненавижу кладбища. Возле нашего дома их было два. Одно на которое власти продолжали продавать участки и хоронить людей, с помощью моего отца и второе – о котором, кажется все давно забыли. Оно было заброшенное, со старыми покосившимися надгробиями. Но иногда, несмотря на всю ненависть к местам подобным этому, я все же позволяла себе приходить на это кладбище. Там была одна могила, которая притягивала меня. Я не знала, кто покоится под землей, но мне нравилось представлять, что там мой добрый друг. Я приходила и часами говорила с ржавым подобием надгробия.