Лис и Теа.Роквью Яна Гаврилова

Яна Гаврилова

«Лис и Теа»

Моему папе.

Ушедшему в другой мир,

но продолжающему жить в моем сердце.

Пролог

Теа

Рединг. Штат Пенсильвания.

Пятью годами ранее.

Совершив финальные толчки Дарен скатывается с меня и падает спиной на старый прокуренный матрас. Наше прерывистое дыхание отскакивает от стен заброшенного домика, который стал маленьким пристанищем, в котором мы можем укрыться от внешнего мира. Здесь мы не более, чем просто двое влюбленных и пусть за дверью этого дома мы по-прежнему остаёмся дочерью владельца похоронного бюро и сиротой без определённого места жительства.

Мы делаем это каждый день.

И с каждым днём мне нравится все больше.

Я сажусь, прикрываясь простыней и чувствую, как крошечные капли пота, скатываются по моей спине. Несмотря на то, что сейчас ранняя весна, а в домике нет отопления, мне жарко. Жар, который дарит мне Дарен намного сильнее тепла от радиатора.

Ладонь Дарена опускается на мою спину.

– Детка, мне так хорошо с тобой, – мурлычет парень и я ощущаю себя самой счастливой на планете. Раздаётся щелчок зажигалки и комнату заполняет запах сигаретного дыма.

– Мне надоело прятаться, – произношу я, не скрывая обиды, – Ты – мой парень. Почему мы не можем быть, как обычная пара?

Дарен делает долгую затяжку и выпускает белое облако дыма.

– Потому что я беспризорник, Теа. Сбежавший из приюта сирота. У меня ничего нет, кроме этого матраса и пары поношенных носков.

– Я хочу представить тебя своему отцу.

Он делает еще одну затяжку.

– Ничего не выйдет, детка. Ни один нормальный отец не позволит своей дочери встречаться с таким, как я.

– Но я хочу попробовать, – не отступаю я.

– Нет, – резко обрывает Дарен, и я проглатываю слезы. Пусть Дарен против, но я все – равно поговорю с отцом, когда вернусь домой. Может папа сможет помочь Дарену и даст ему работу в своем похоронном агентстве, чтобы он смог снять себе жилье и больше не возвращаться в этот заброшенный домик.

Дарен садится и заставляет меня посмотреть на него. Нежно убирает прядь волос с моего лица.

– Детка, в этом нет смысла. Скоро ты уедешь в колледж. Поселишься в кампусе. Парни будут рвать друг другу глотки за возможность быть с тобой, а я буду счастлив знать, что когда – то ты была моей. Знать, что я опередил их всех и стал первым.

Не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями я прижимаюсь к губам Дарена, и он с готовностью отвечает на поцелуй. Сама не понимаю почему, но я плачу.

– Спой мне, малышка, – просит Дарен, когда наш поцелуй прерывается. Нам трудно дышать, но ничто не сравнится с этими мгновениями, – Я так люблю слушать, как ты поешь.

Не в силах противится ему, я открываю рот и начинаю петь. Тихо, иногда срываясь на шепот, но я пою для Дарена. Слова отскакивают от стен заброшенного домика, наполняя его пустоту смыслом, которого прежде он был лишен. Слезы катятся по моему лицу, и я чувствую их вкус на своих губах.

Мы прощаемся.

Пусть Дарен не произносит этого вслух, но в глубине души я знаю, что это наш последний вечер вместе.

О нашей связи с Дареном знает только мой лучший друг Харпи. Харпи не мой отец, но он тоже против, чтобы я встречалась с Дареном, пусть и пообещал не выдавать меня, пока не почувствует угрозу.

Мы с Дареном познакомились в последний день музыкального фестиваля, который ежегодно проходит в Рединге в конце лета и мое глупое сердце внезапно забилось чаще. От него пахло бензином, а под ногтями было засохшее машинное масло. Но его завораживающие глаза цвета арахисовой пасты и обаяние, которым наделила его природа, сделали свое дело и в этот же вечер я разрешила Дарену себя поцеловать.

Через месяц я позволила ему больше, чем просто невинные поцелуи. Я перешла черту, которую прежде не переступала ни с кем и это не казалось мне чем – то неправильным. Быть с Дареном было правильно, а все остальное не имело значения.

Я поднимаюсь с матраса и неторопливо одеваюсь, чувствуя на себе взгляд Дарена. Я осознаю, что вероятнее всего больше не увижу его.

Он встает, подходит и берет меня за руку, вынуждая остановится.

– Я не хочу быть причиной твоей грусти, – произносит Дарен. Он подносит мою руку к своим губам и нежно целует внутреннюю сторону ладони.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы ты была счастлива.

– Тогда позволь мне быть с тобой. Это все, чего хочу я.

Дарен молчит. Его теплые губы касаются моего лба.

– Уже поздно. Тебе пора возвращаться домой.

Мне действительно пора возвращаться домой. Обычно папа звонит мне несколько раз в день, но сегодня от него не было ни одного звонка. Должно быть он чертовски сильно занят в своем похоронном бюро.

Мы с Дареном выходим на улицу. Безмятежность прохладного апрельского вечера немного успокаивает меня. Мой парень притягивает меня к себе для поцелуя, а я злюсь от того, что не могу ничего изменить.

– Теа, – шепчет Дарен мне в губы, – Ты лучшее, что случалось в моей жизни.

Он еще раз целует меня, а потом отпускает.

Я сажусь на велосипед и направляюсь в сторону дома. По дороге меня не отпускает мысль о том, что нужно поговорить с папой о Дарене. Есть шанс, что все сложится удачно для нас обоих и мне не придется терять парня, которого я люблю. Папа всегда был на моей стороне. Уверена, он придумает верное решение.

Но поговорить с папой мне не удается.

Возле нашего дома я вижу около дюжины полицейских машин и несколько десятков людей. Некоторые смотрят на меня с сочувствием, некоторые с презрением, а во взгляде третьих плещется гнев. Мне становится не по себе, а предчувствие надвигающейся катастрофы заставляет панику внутри меня разрастаться с неведомой силой.

Моя жизнь изменится.

Возможно, она уже изменилась.

Я замечаю, стоящего на нашем крыльце Харпи. Рядом с ним стоят его родители.

Я спешу прямо к ним, игнорируя шепотки любопытных зевак.

– Что здесь происходит? – спрашиваю я, когда Харпи замечает меня. Друг притягивает меня к себе, но я успеваю заметить на его лице шок, перемешанный с ужасом.

– Теа…

– Почему здесь полиция?

Происходит что-то ужасное, но никто не говорит, что именно. Никто не смотрит мне в глаза, и я чувствую, что перестаю себя контролировать.

– Харпи, в чем дело? – требовательно спрашиваю я, вырываясь из кольца его крепких рук, – Что все эти люди здесь делают?

Друг переводит взгляд на своих родителей. Тревога в его глазах растет с каждой секундой.

Я смотрю на мать Харпи. Обычно собранная, с идеальным макияжем и без единого намека на усталость, сейчас она выглядит крайне потерянной.

– Миссис Гилмор, где мой отец?

Но она не успевает ответить. Через мгновение двое полицейских выводят моего отца из нашего дома. Его руки за спиной, скованные наручниками и это самое ужасное, что мне доводилось видеть за всю мою еще недолгую жизнь.

– Папа! – кричу я, срываясь с места, но Харпи хватает меня за руку, – Что произошло?! Что все это значит?!

– Прости, малышка, – произносит отец, а затем переводит взгляд на родителей Харпи, – Прошу, позаботьтесь о ней. Она самое дорогое, что у меня осталось.

Миссис Гилмор молчит. Ее глаза блестят от слез.

– Обещаю, Джон, – наконец произносит женщина и моего отца уводят. Его заталкивают в полицейский автомобиль, а я не могу поверить, что все это происходит наяву.

Боже, пусть это будет кошмарным сном.

Умоляю.

Автомобиль начинает движение, увозя моего отца в окружной департамент полиции США.

Я вырываюсь из рук лучшего друга и бегу следом за автомобилем.

– Папа! – кричу я, захлебываясь слезами, – Папочка!

Сквозь пелену до меня доносится голос Харпи и миссис Гилмор, но я продолжаю бежать. Когда автомобиль поворачивает за угол, скрываясь из вида, силы покидают меня, и я падаю на асфальт, чувствуя, как крошечные камешки впиваются в ободранные колени.

– Папочка, – хриплю я, – Не бросай меня.

Кто – то опускается рядом и прижимает меня к своей груди. По резкому запаху одеколона я понимаю, что это Харпи.

– Тише, Тэй – тэй, – успокаивающе шепчет друг, – Все будет хорошо. Мы справимся.

За все годы нашей дружбы это был первый раз, когда я ему не поверила.

***

Ужасное никогда не ждет подходящего момента, чтобы случиться. Оно просто случается одним махом вышибая почву у тебя из – под ног.

Я не стала исключением.

Только спустя месяц, после того вечера, когда я бежала за полицейским автомобилем, я немного начала свыкаться с мыслью, что мой отец серийный убийца.

Серийный, мать его, убийца.

Я не могла представить подобное даже в самом страшном кошмаре.

Родители Харпи выполнили обещание данное моему отцу и оформили надо мной опеку. Мне выделили комнату в доме семьи Гилмор и окрестили полноправным членом семьи.

Многие горожане говорили, что Гилморы сошли с ума. Ведь в моих венах течет «кровь серийного убийцы», и однажды дурная наследственность может дать о себе знать. Однажды Харпи даже пришлось утроить драку возле супермаркета, когда миссис Гилмор отправила нас за продуктами, так рьяно мой новоиспеченный брат защищал мою честь.

Я была благодарна всей семье Харпи за то, что не позволили мне оказаться в приюте. Они дали мне свою фамилию, чтобы тень ужасных деяний моего отца не отразилась на моей жизни, но я все-равно чувствовала, как вина за его поступки давит на меня мертвым грузом, не позволяя вдохнуть полной грудью.

Я отказалась от пения и выбросила в мусорную корзину все мечты о сцене. Я решила не поступать в колледж, а устроиться на работу уборщицей или почтальоном за крошечную зарплату и навсегда похоронить свою жизнь, как мой отец хоронил своих жертв на старом заброшенном кладбище позади нашего дома.