– Присмотришь за ней, если со мной что?
Плохая тема, но, конечно, какие могут быть вопросы. И сейчас без внимания не оставляю. Правда, Лиза сторонится помощи, женщина самостоятельная. Как ещё присмотреть? Чтоб не завела кого, что ли?
– Ты не понял. Если меня не станет, бери её. Пусть ей будет на кого положиться. Во всех смыслах.
Снаружи воздух периодически вспарывается близкими выходами РСЗО, и вообще, кажется, сталкиваются континенты. Лес кишит армейскими. Линия призрачна, какие-то опорники отбиваются, какие-то теряются, в воздухе свои и чужие глаза. Но вдруг так тихо. Не, Вить. Не в кассу. Не о том.
– Да кто тебя вообще спросит, – усмехается он и садится, усталый.
…Хоронили Витю на родине, в посёлке. Я хотел что-то сказать Лизе, но она рукой повела: мол, успокойся. Будто всё наперёд ясно. А я просто собирался утешить. Спустя неделю взял попроще одежду, поехал. Ползали до темноты с Витькиным сыном под машиной, промазывали узлы, потом и прокатились немного по посёлку. Он маленький ещё, но ничего, пусть привыкает.
Кажется, четверг
Саня упёрся локтями о стол, пучит глаза. Всегда так делает, когда сердится.
– У меня такой материал! Ну разве не кино? Дубль пять, щёлк! Снято!
Это он снова про свою работу. Фотографируется с такой смешной табличкой в руках на местах происшествий, там шахматная клетка по краям и дата. Действительно, очень похоже на киношную, когда сцены обозначают, нумеруют дубли. Только вместо названия фильма у Сани написано: «Представительство ДНР в СЦКК». Фиксирует удары по гражданским. Такое себе кино.
– Да успокойся уже. Давай посидим нормально, – говорит Лида.
– Только финальные сцены! Зэ энд! – зло бросает он и замахивает остатки из рюмки.
Лида невозмутима, как танк, утихомиривает Саню парой фраз в любой ситуации. Привычно маневрирует по маленькой кухне хрущёвки – то подложит чего, то сальцо требовательно подвинет, то тарелку меняет. В общем, не сидит на месте, ухаживает. Сейчас встала за мужем, положила Сане мягкую ладонь на плечо, тот бросает сердитый взгляд, не решил ещё, успокоиться или нет. Они подходят друг другу, такие возрастные пончики, понимают без слов.
– Недавно иду, смотрю, толпа приодетая, – говорит Лида. – Сердце ёкнуло. Опять, блин, думаю, коллективные похороны. Мужики в пиджаках и рубашках, у женщин из-под курток юбки. Поравнялась, слышу, люди ремонт обсуждают. Оказывается, это новые квартиры выдавали. Уж и отвыкла, что люди могут красиво одеться по хорошему поводу.
– Комедия, бля! Коламбия пикчерс и не представляет! – снова включается Саня. – Дубль третий – фабрика грёз, мать её. Ошалели совсем. Просто наобум. Зло. Чистое зло.
Лида легонько шлёпает его по затылку, подвигает тарелку. Давно к ним не заезжал. В Донецке хорошо со связью, сегодня был рядом, думаю, почему б не позвонить, когда ещё? А они говорят – ого, шо ты ещё там, а не тут? Лида быстро такой стол организовала, у меня дни рождения скромнее. Пытался её отговорить, но куда уж там. По-русски, всё лучшее на стол. Выпили по поводу встречи, поговорили о том о сём. Я думал заодно проинтервьюировать или даже ролик снять. Но Саня как-то быстро окосел. Устал, наверное. Работа – не позавидуешь.
– И бывает же, стою на похоронах, – говорит Лида, – и такие странные мысли крутятся: вот бы сейчас черешни на всех и шампанского. Конечно, неуместно. Или – почему никто не купается? Понятно, погода не та. Но всё же. Как-то не так это должно быть.
Тоже, кажется, опьянела немного. Расчувствовалась. Саня рычит в каких-то своих мыслях.
– Как там говоришь? Клёвый контент? Вот, обзавидуешься – сцена «кишки на стенах», как тебе, а? – снова заводит свою шарманку.