Но главной причиной финансовой паники послужило не столько то, что банки «упаковывали» и распределяли высокорисковые ценные бумаги с ипотечным покрытием, сколько то, что они удерживали большое количество этих бумаг у себя – либо на балансе, либо как-нибудь иначе, – финансируя эти активы при помощи краткосрочных займов. Это возвращает нас – на новом витке спирали – к теме моего доклада на конференции в Джексон Хоул. Что пошло не так? Почему такое количество американских банков взяло на себя столь большие риски?

Эта проблема, как показано в главе 7 данной книги, связана с особым характером этих рисков. Тот факт, что на финансирование высокорисковых кредитов поступали огромные деньги от инвесторов, не задававших лишних вопросов, а также то обстоятельство, что правительство было существенным образом вовлечено в ипотечные дела, – все это расценивалось как сигнал о том, что на протяжении обозримого времени дела в этой области будут идти хорошо и домовладельцы не обанкротятся. Сходным образом готовность ФРС поддерживать в ближайшие годы мягкие условия кредитования при сохранении высокого уровня безработицы внушала уверенность в том, что риск невелик. В таких условиях современная финансовая система готова брать на себя больше подобных рисков.

Банк, подвергающий себя таким рискам, неизбежно стремится получать сверхприбыли. Не исключено, что подобная тактика приведет к колоссальным убыткам. С точки зрения общества, такие риски представляются неоправданными, поскольку в случае неудачи расплата будет слишком велика. К сожалению, природа господствующей в нашей финансовой системе структуры вознаграждений (не всегда явно выраженной) делает акцент на краткосрочных выгодах и побуждает банкиров брать на себя такие риски.

Особенно пагубный характер носят действительно совершаемые или намечаемые вмешательства правительства или центрального банка в деятельность тех или иных рынков либо с целью достижения конкретных политических целей, либо из стремления избежать неблагоприятных политических последствий; такие вмешательства аккумулируют колоссальную потенциальную энергию, поскольку они синхронизируют действия различных участников финансового рынка, побуждая их идти на одни и те же риски. Поступая таким образом, они повышают вероятность краха. Ясно, что за риски, которые берут на себя финансисты, отвечает прежде всего сам финансовый сектор. В связи с нынешним кризисом он повинен в таких прегрешениях, как искажение стимулов, гордыня, зависть, ложная вера и стадное поведение. Но и правительство несет за это свою долю ответственности: оно приложило руку к тому, чтобы эти риски выглядели более привлекательными, чем они были на самом деле, и не настаивало на соблюдении дисциплины на рынке; более того, оно создало ситуацию, при которой рискованное поведение встречало одобрение и поддержку. Правительственные вмешательства, произведенные по горячим следам кризиса, к сожалению, оправдали ожидания финансового сектора. Политический авантюризм прекрасно спелся с авантюризмом финансового сектора, проявившимся в последнем кризисе. Особое беспокойство вызывает то обстоятельство, что все может повториться.

Иначе говоря, центральная проблема основанного на свободном предпринимательстве капитализма в современной демократии всегда состояла в том, как сбалансировать роль правительства и роль рынка. Несмотря на огромные интеллектуальные усилия, потраченные на то, чтобы обозначить должное распределение ролей между этими «протагонистами», именно взаимодействие между ними остается главным источником нестабильности. В демократической стране правительство (или центральный банк) никак не может позволить обычным людям понести тот «сопутствующий ущерб», к которому приводит жестокая логика рынка. Современный финансовый сектор прекрасно это понимает и поэтому ищет способы эксплуатации благородных порывов правительства, будь то его озабоченность неравенством, безработицей или нестабильностью банковской системы страны. Проблема коренится в фундаментальной несовместимости между целями капитализма и устремлениями демократии. И тем не менее они сосуществуют и нуждаются друг в друге, потому что капитализм сглаживает недостатки демократии и наоборот.