На курорте мы встретились случайно, и теперь я увидел его заметно поседевшим, постаревшим. Вспоминая былое, мы, как и прежде много говорили, смеялись, однако в его глазах то и дело мелькали беспокойство, неуверенность в себе, какая-то странная подавленность.
Часто он неожиданно обрывал нашу беседу и, замерев на полуслове, подолгу вглядывался в морскую даль. Было заметно, что недавние годы были для него не столь удачливы, чем уже отдалившийся период нашей совместной работы.
Отдыхал Лев с женой, высокой и статной дамой Еленой, лет около сорока. Пока мы общались, Елена дремала на шезлонге в трех-четырех метрах от нас, изредка поднимая голову и пропуская между пальцев пряди темных волос, щурилась лучам осеннего солнца. Иногда она вставала с шезлонга, величаво шла к морю и подолгу там плавала, по-собачьи подгребая под себя невысокую волну. Выходя из воды, она ладонями выжимала из волос влагу и окинув нас взглядом темных карих глаз, в котором секундная осторожность сменялась едва заметной улыбкой, шла к своему шезлонгу. Это была красивая женщина.
Лев был заботлив к ней, трогательно ухаживал, точно влюбленный юноша прислушивался к каждому её возгласу и часто покупал ей разные пляжные штучки. Было странно глядеть на его подбеленную сединой голову, то и дело живо оглядывающуюся на разносчиков фисташек, чуч-хелы, мороженого. Особенно же, когда Лев рассказал, что живут они вместе без малого двадцать четыре года и в будущем году у них «серебряная свадьба», юбилей.
Однажды вечером я видел их в кафе «Приморском»: столик на двоих, бутылка «Таманского белого», фрукты. На Елене было вечернее желтое платье с овальным вырезом на груди, приталенное, чуть выше колена, хорошо играющее шелковистыми тонами на её загорелом теле. В нем она казалась особенно выразительна в своей зрелой прелести.
– Я видел вас вчера в нашем кафе, жена у тебя красавица, – заметил я Льву на другой день. Здесь, на курорте, я видел её впервые.
– Спасибо, – скупо улыбнулся Лев и почему-то вздохнул.
Из рассказов Льва я узнал, что трест переживает далеко не лучшие времена. Что из-за недостаточного финансирования южные филиалы давно расформированы, и последние годы он вынужден был работать по командировкам в западном, центральном, а потом и восточном округах.
Не всё в порядке было и в центральном округе, где до недавнего времени работал Лев: неисполнение долговых обязательств, коммерческие риски, нужда. И конечно, это не могло не сказаться на его семейной жизни с Еленой.
Лев и раньше слыл знатным рассказчиком. На совещаниях излагал суть дела всегда грамотно, толково. А уж на отвлечённые темы, мог вовсе говорить часами. Я не помню, чтобы кто-нибудь скучал, слушая его. И теперь, история серьёзно повлиявших на семейные отношения его деловых неудач, о которых он с волнением рассказывал всё подробнее, день ото дня занимала меня.
Приходили они на пляж обычно рано. Уже около девяти утра я заставал их на пустынном берегу: Лев плескался вдали водной глади, а Елена, стоя у самой едва волнующейся кромки прибоя, говорила по телефону.
– Утреннее совещание с детьми, – растирая полотенцем мокрое тело, улыбался мне Лев, как бы извиняясь за столь долгий разговор жены, – вначале напутствие старшей дочери – студентке, потом младшей, она у нас ещё школьница, осталась дома с бабушкой.
Выпив кофе и искупавшись, мы располагались загорать на шезлонгах, а Лев продолжал рассказывать о своих командировках, работе в московском подразделении треста.
…Мимо заборов больших строек, высоких кранов, я уже давно прохожу с волнением, – говорил он. – И дело тут не в боязни высоты. Правовая незащищённость, – вот главная причина тревоги строителей. Получив зарплату сегодня, никто и минуты не может быть уверенным, что получит её в следующий раз. К тому же который год дело у нас поставлено так, что никто не знает истинной стоимости того или иного вида работ. Расчёты здесь большей частью договорные, и обязательства по оплате весьма условные. Особенно если дело касается государственных заказов.