Это было неожиданно, не очень удачно для меня. В школе, которую окончил, у меня было несколько побед в драках, и, готовясь к этому бою, я испытывал умеренное спокойствие. В борьбе же навыков практически не имел. Однако условия здесь не наши, так что «бороться, значит бороться…».

Махоев был ниже меня ростом, ловчее, и лучше держался на ногах. Взлетая и перекатываясь, я мельком видел возбуждённо гикающую вражескую толпу, испуганных братьев в сторонке, близко от лица пожухлую траву, шарики бараньего помёта. Скользнув по лепёхе помёта уже коровьего, я неловко рухнул прямо на неё, Махоев упал на меня,… в общем, поединок тот я проиграл.

Основательно перепачканным, дурно пахнущим и исцарапанным, я покидал место боя. Рядом уныло плелись братья. Не задерживаясь в обществе побеждённого, Махоев гордо двинулся в сторону селения, повеселевшая толпа за ним. Это была истинная радость победителей: обгоняя, кое-кто с подленькой улыбочкой пытался сочувственно меня приобнять, кто-то на ходу ловко шлёпнул подзатыльника Андрею, а один из малых, резво подпрыгнув, отвесил пинок Ване.

Эх, дорого же обошлось младшим братьям моё поражение! Сомнения относительно возможного с нашей стороны боевого отпора рассеялись, и почувствовавший безнаказанность Махоев уже на другой день в кровь избил Андрея. От одноклассников Маэда и Ахмеда получил тумаков Ваня, его школьная курточка была порвана в нескольких местах, растеряны пуговицы. Здорово потрепали и маленького Алёшу.

Крепко опечалившись, отец пошёл поговорить об этом с отцом Махоева, и вскоре вернулся ни с чем.

«Не лезь, – сказал ему старший Махоев, – пацаны сами разберутся».

На девушек Этоко мы также произвели впечатление. Когда не было парней, живущие на параллельной улице Фатима, Зарина, с гордо поднятыми головами прогуливались по переулку, – крепко сложенные, статные, в нарядных развивающихся одеждах. Порой с ними бывала Зарема, редкой красоты девушка лет шестнадцати – темноволосая, белокожая, с ямочками на улыбчивых щеках.

Однажды ещё летом, когда я копал траншею для водопровода, Зарема шла одна, я негромко приветствовал её.

– Привет, – очень смутившись, пробормотала Зарема, неестественно засмеялась, и, убыстрив шаг, скрылась за углом.

Эти девушки часто приходили в гости к Диане и Айане. Весело болтали на родном языке, чему-то смеялись, игриво косясь в нашу сторону.

После случая с Махоевым, их прогулки по нашему переулку прекратились, а с Дианой, Айаной, Адамом мы стали общаться больше, обсуждая свалившиеся на нас неприятности. Адам рассказывал о Махоеве, что за время учёбы в школе тот никак не отметился чем-нибудь положительным или очень уж отрицательным. И единственно отличавшей его чертой можно назвать лишь проявившуюся с нашим поселением глубокую неприязнь к русским. В этом увлечении у него образовался круг единомышленников, довольно широкий круг, охвативший большую часть старшеклассников. Общие интересы даже сблизили его, например, с братьями семейства Хошпаковых, – Маэдом, Ахмедом, – хотя прежде они даже не здоровались.

Айана также пошла в восьмой класс, а «новенького» Андрея посадили за одну с ней парту. Избиение Андрея она сердцем восприняла очень близко, искренне сочувствовала нам.

Махоев не отставал от Андрея. С обещанием «уничтожить» преследовал его на переменах, время от времени навешивая ему тумаков.

Это подавляло нас. Вял интерес к строительству дома, вяли прочие интересы. Вязли отделочные работы, и только волей отца к зимним холодам мы кое-как подготовили две комнаты, построили печь.

Подступило разочарование в его идеях, жизненной линии, и в моём послушании стали являться сбои. Оставив работу, я всё чаще самостоятельно выезжал в Пятигорск, гулял по осенним улицам, согреваясь надеждой жить здесь, а не в ненавистной республике. Не помню уж как, поступил в девятый класс городской вечерней школы, искал работу.