Как один человек, поднялись они на ноги и сделали хорошо известное движение большим пальцем, и театр наполнился криками:

– Чудо! Чудо! Пощадить, пощадить ее. Львы отказываются! Лициний, услышь нас!

И пока все ожидали ответа, Бассус бросился вперед, потеряв окончательно всякое самообладание.

«Она не вырвется, – думал он, – если это только будет зависеть от меня». И он начал горячо убеждать Лициния, чтобы тот приказал стрелкам поранить львов небольшими стрелами, дабы те бросились на жертву.

Лициний колебался. Бассус же, схватив горящий душистый факел, стоявший близ царского трона, бросил его на арену. По счастью, факел упал в двух шагах от напуганных шумом львов, продолжавших отступать.

Упавший факел брызнул целым дождем огненных брызг прямо в глаза одному из животных, и оно отскочило назад с гневным ворчанием. Между тем несколько камней, брошенных вольноотпущенными приспешниками Бассуса, жаждавшими выслужиться, разозлили львов. Они обернулись к беззащитной девушке, готовые обрушить свою злобу на первый попавшийся предмет.

Шум собрания возрастал. И в ту минуту, когда все махали руками и стучали ногами, Арзасий выскочил на арену и бросился бегом к Кандиде. На бегу он окликал львов по их именам и, добежав, наградил Юпитера ударом ноги, а Юнона, узнав господина, со злобным рычанием отскочила, при его приближении, в сторону.

Бассус, стоя наверху царского места, дико размахивал руками и что-то говорил, но за ревом толпы никто его не слышал. Когда же Арзасий криком и ударами загнал диких зверей в логовище, неся на руках Кандиду, префект погрозил кулаком укротителю львов, завернулся в тогу и исчез по особой лестнице, ведущей от царского места на арену.

«Вот таким образом, – говорит старый историк, – Арзасий, не будучи еще христианином, выказал свое расположение к ним».

Перс отвел Кандиду в дом одного из своих друзей и послал за маленькой Есфирью, чей голос, по воле милосердного Бога, спас сестру.

Поутру Арзасий был несколько удивлен ранним посещением своего приятеля, одного из дворцовых рабов. Он принес неожиданное и удивительное известие: Лициний, по возвращении домой, узнал, что император Константин, его соперник, идет на него, объявляя открыто себя защитником христианства.

В припадке бешенства, император охотно выслушал Бассуса, советовавшего ему захватить Арзасия за его самопроизвольное освобождение императорской узницы, и назло Константину немедленно захватить христиан – всех, кто попадется под руку, – и предать их смерти.

Конечно, Кандида должна быть схвачена первой.

– Отдай ее мне, государь, – говорил Бассус. – Я так буду обращаться с ней, что она не раз позавидует, что не умерла на арене!

Раб, подслушавший весь разговор, пришел еще до зари предупредить друга.

Арзасий был сообразительный и деятельный молодой человек, и раньше, чем раб вернулся во дворец, Арзасий уже был там, где Кандида провела ночь, и в нескольких словах уговорил молодую девушку бежать с ним, отклонив самым решительным образом все ее возражения и сомнения. Час спустя, Есфирь сидела уже на осле, ведомом персом, между тем как Кандида, переодетая негритянкой, шла возле, неся корзину с фруктами, словно на продажу.

Через два дня они переправились через море и были вне всякой опасности, в Никомидии7.

Легко себе можно представить, каково было бешенство Бассуса, когда он узнал, что обе жертвы ускользнули от него. Конечно, он не преминул бы разыскать их во что бы то ни стало и погнаться за ними, но он был вынужден заняться нуждами страны, не терпевшими отлагательства: Константин действовал быстро и уже шел на Византию. Со всевозможной скоростью префекту приходилось собирать войска и идти против врага.