Стоит ясная, задумчивая погода. Небо, льдисто-голубое и ослепительное утром, постепенно наливается синевой. Оно неторопливо следует за человеческим шагом, мягко цепляясь за ветки деревьев, и с сожалением выпускает их чуткие обнаженные кончики, которые начинают слегка покачиваться. Вся деревня выглядит нарядно от красной одежды, вывешенной на ворота. Деревья в садах тоже подпоясаны красными лентами, которые лениво отзываются на игривые касания едва заметного ветерка.

На улице уже разжигают костры. Вокруг них собираются дети и молодежь. Дети с визгом перепрыгивают через огонь, полностью отдаваясь этой немудреной, но будоражащей забаве. Девушки, сбившись в стайки, весело перешептываются и посверкивают насмешливыми глазами в сторону парней. Те, одетые в нарядные кожухи, гордо подкручивают усы, тоже посматривая в сторону прекрасного пола. Перелетающие из одной группы в другую шутки и поддразнивания, подобно падающим в воду камням, вызывают дружное прысканье или гогочущий смех, немедленно расходящиеся кругами. Какие-то веселые, уже слегка подгулявшие парни во весь голос распевают песню.

Как-то раннею весной

Бабе Докии дурной

Захотелось похвалиться:

«Вэй, уже весны граница,

И закончился февраль.

Вот был грозный господарь!

Он морозом задубил

И снегами завалил.

Ну, а теплый март-марток

Мне не страшен ни чуток!

В горы я сейчас иду,

Стадо коз в луга сведу.

Пусть травой набьют бока –

Будет много молока.

Вот и скрылись холода.

Март-марток мне не беда!

Что ты можешь сделать, март?

Поцелуй меня ты в зад!»

Тут раздался новый взрыв смеха, и в поющих парней полетели мокрые комки снега. Чей-то удачно пущенный снежок нашел свою цель, мигом точечно охладив горящую кожу, последовал возмущенный рев уязвленного певца, и на улице началась нешуточная баталия. Парни, отбиваясь, тоже стали бросать снежки в девушек, перейдя в атаку. И вот уже кого-то вываляли в снегу, кто-то никак не может вытащить снег из-за шиворота, кто-то задушенным голосом кричит «Спасите!». Луминица с Виорикой, закрыв лица рукавами, смеялись до слез, с трудом удерживая себя от того, чтобы не присоединиться к веселью. Некоторое время была неразбериха, но побежденные и основательно припорошенные снегом девушки вскоре запросили пощады, певцов откопали из кучи малы, и они смогли продолжить песню к вящему удовольствию пунцовых от смеха слушателей.

Рассердился месяц март,

Говорит: «Февраль, мой брат!

Дай три дня ты мне взаймы,

Полных снежной кутерьмы,

Полных холоду и граду.

Неужель откажешь брату?!»

И с тех пор у февраля

Срок короче на три дня.

А у марта срок длинней -

Он себе добавил дней.

Март взаймы взял у зимы

Ворох вьюги, снежной тьмы,

Горсть метели, кучу града.

Стала Докия не рада.

И смеется март над ней:

«Дуй на пальцы посильней!

Дарит добрый март тебе

Три сосульки на губе!

Снежный дам тебе наряд.

Вьюга пусть ужалит в зад!

Попадает тот впросак,

Кто сказал, что март - слабак!»

Лютый грянул тут мороз,

Докию убил и коз.

Так по мартовской поре

Сгибла баба на горе.

Там стоит она со стадом

И весне совсем не рада.

Если бабу не унять,

Будет в марте снег опять!

В огонь подбросили мусора, палок, хвороста…

- Уйу, баба Докия, я тебе сегодня, а ты мне завтра!

- Чем веселее нам, тем веселее Докии. Добавим огня!

…и костер взвился ярче и отчаянней, сжигая прошлое, судьба которому – лежать среди дороги рассыпавшейся пирамидкой, вызывающей лишь смутное сожаление о чем-то упущенном, и оставить по себе подернутые пеплом воспоминания.

Появились музыканты-лэутары¹⁴, и полилась музыка. Молодежь не заставила себя долго упрашивать и, сбившись в пары, закружилась на широкой деревенской улице. Луминица с сестрой и братьями стояли в сторонке, с завистью наблюдая за весельем, которое разгоралось все сильнее и сильнее. Однако братья пошептались друг с другом, и вскоре сестры увидели, как те отплясывают вместе с хорошенькими деревенскими девушками, тщетно старающимися скрыть свое удовольствие от неожиданной чести. Луминица тоже притоптывала ногой на месте в такт музыке. Заливисто-игривые звуки ная и цимбалы так и звали ее пуститься в пляс. Однако деревенские парни не осмеливались позвать в круг барышень и только кланялись, проходя мимо.