– Кажется, тетя Маша утонула… – пробормотала Моня.

Папа посмотрел на маму:

– Что за тетя Маша?

– Тетя Маша?.. Машина знакомая, которая отдала душистый горошек. Тот, что у сарая цветет, – вспомнила мама.

– Но здесь не было ни души, ни тети, ни дяди, – возразил папа. – Она, что, от того берега плыла?

– Она не плыла.

– Правильно, мы бы услышали. В этой низине, в этой тенище тихо так, будто мы сами уже утонули. Если, конечно, не считать пения Горошины.

Горошина, которая всю дорогу до колодца напевала «Облака, облака, не валяйте дурака», услышала его и запела изо всех сил:

– А-а-а-блака-а-а-а…

Это чем-то напоминало то, что получалось у Диты, когда пролетал самолет.

– Она с этой стороны шла, – сказала Моня.

– Как шла, куда?

Моня провела рукой в воздухе черту, соединяя колодец с серединой пруда.

– Ты хочешь сказать, что она ТАК шла?

Моня кивнула.

– По воде? Моня! Теперь я понимаю, что ты действительно перегрелась. Потерпи, скоро уже будем купаться!

– Может, там есть мостки? – предположила мама.

– Давайте проверим, – кивнул папа.

Они проверили, мостков не оказалось.

– Ты собиралась крутить ворот, – напомнил папа.

И Моня пошла крутить ворот, а Горошина наступила в лужу у колодца, а папа уронил туда же одну из фляжек, так что появились другие темы для разговора.

Лихомара не заметила Моню, потому что спешила.

После того, как решился вопрос с новым жильем, они еще долго просидели у ямищевской приятельницы. Хозяйка дома пустилась вспоминать, как все было раньше, пока не развелось столько дачников. Зайцевская подруга тоже любила поболтать и все приговаривала:

– Еще насидимся зимой подо льдом в одиночестве. Надо сейчас впрок наговориться!

А когда, наконец, собрались в средний пруд, Ямищевская спохватилась:

– Бреховская, а что ж я тебя графиней-то до сих пор не видела? Ну-ко, покажись!

У лихомары совсем не было настроения перевоплощаться в графиню. Но как откажешь доброй душе, которая только что уступила тебе целый пруд! Она сказала:

– Ладно, тогда летите вперед, а мне надо будет в воду посмотреться.

– Батюшки! – воскликнула Ямищевская. – Какие сложности! А мне, так все равно, как я выгляжу.

И они с Зайцевской умчались. А лихомара потом целую вечность искала, во что посмотреться. Всюду ряска! Еле-еле отыскала местечко размером с карманное зеркальце. И еще переживала, потому что неприлично же заставлять других себя ждать!

А когда явилась, Ямищевская как завопит:

– Ой, держите меня семеро! Ой, тону! Ой, какая красотаааа! Где ж ты такому научилась? Научи меня, я тоже так хочу! Только из меня графиня не получится. Буду как баба Дуся из ближнего дома.

Зайцевская подруга, глядя на нее, развеселилась:

– Ямищевская! Да это она у нас такая узенькая, потому что в канаве живет. А жила бы у меня, была бы кругленькой, как мой пруд. А у тебя лохматой станет, как ветла. И будете две бабы Дуси!

– Две бабы Дуси?! – закричала Ямищевская. – Ой, частики-головастики! Бреховская! Перебирайся прямо завтра. Будем по деревне ходить, народ пугать!

– Жаль, третий пруд не до конца еще зарос, а то я бы вам компанию составила! – сказала Зайцевская. – Было бы три бабы Дуси.

– А ты у себя пока тренируйся, – посоветовала лихомара.

Хотя, на самом деле, еще не очень понимала, нравится ли ей эта затея.

С этими родителями надо держать ухо востро! Только сделали несколько шагов в сторону дома, мама сказала задумчивым голосом:

– Может, обратно через Ямищево пойдем?

– Как?! – вскричала Моня. – А дубовая роща?

– А кто жаловался, что там мало тени? – заметил папа.

– Но сейчас-то другое дело! – возразила Моня. – Для неперегревшегося человека дубовая роща полезное место. Папочка! Я там присмотрела подходящий дуб и надеялась, что ты меня подсадишь…