– Сейчас! – отозвалась Буланкина. – У тебя тут вообще права голоса нет. Не твоя дача, а тещина!

– Какое тебе дело, чья у них дача! – не выдержала тетя Валя.

Буланкина повернулась к ней.

– А твой муж – интриган! Таким прикидывается хозяйственным, так о новом трансформаторе печется, а сам втихушку гадости рассказывает, чтоб люди здесь дачи не строили.

Тетя Валя даже ахнула.

– Это Петя интриган?!

– Валечка, не надо! – вскрикнул дядя Петя, отступая к себе на участок.

Носкова скандалы нервировали, а уйти домой без Ба он не мог. Поэтому он уже какое-то время стоял ко всем спиной и нервно подбрасывал ракеткой воланчик. Когда ахнула тетя Валя, нервы у него, должно быть, сдали совсем. Носков дернулся, наподдал воланчик сильно и косо, и тот, описав дугу, пролетел у него над головой, похлопал Буланкину по плечу, а уж потом упал на Муриков мостик к ногам дяди Пети.

В больших очках Буланкиной засверкали молнии вроде тех, что были нарисованы на заборчике, за которым стоял трансформатор.

– Ты как смеешь хулиганить?! – напустилась она на Носкова. – Вот я бабке твоей пожалуюсь!

– Да иди ты в болото! – звонко крикнула ей Ба Носкова, которая тоже подошла незаметно для всех – в том числе, для Буланкиной.

– Точно! – поддержала тетя Валя. – Старая ты лихомара!

Моне показалось, что на мгновение Буланкина с ног до головы побелела. И каштановые волосы, и васильковый сарафан (не говоря уж о белых цветах на нем), – все стало однородно-белесым, как туман в канаве у Носкова. Но, может, это только показалось, потому что Буланкина не улетела в болото, а простонала, прикладывая ладонь к левому боку:

– Сердце прихватило! Вот и разговаривай с такими…

Она оглянулась на Монину калитку, увидела Алевтину Семеновну и, не говоря больше ни слова, пошла прочь.

– Меня от нее трясет! – сказала тетя Валя, когда Буланкина была уже по ту сторону перекрестка.

– А меня знобит! – откликнулась Алевтина Семеновна.

Взвыла Дита, заслышав гул самолета, и все разошлись, наконец, по домам.

Только к концу обеда Бабуля и папа немного разговорились, и Моня неожиданно для себя узнала кое-что новое.

Во-первых, про дачи в лесочке. Оказалось, они не чужие, потому что это – еще один сектор их садоводческого товарищества. А Моня-то всегда думала, что «товарищество» – это дачники с ее улицы и соседней.

Слово «товарищество» Моню удивляло. Из тех, например, кто жил на соседней улице, они с Бабулей не знали почти никого. Так какие же там товарищи? А на своей они, наоборот, были знакомы почти со всеми, но кое-кого, не будем показывать пальцем, Моня в товарищи бы не взяла и Бабуле бы не советовала.

В общем, это оказался сектор, причем почему-то третий. А за речкой был почему-то второй, с тем самым четвертым участком, который прадедушка поменял. Зато приятно, что Монин сектор считался первым. Это во-вторых.

И, в-третьих, про коменданта. Даже Горошина знала, что он в «товариществе» есть. Этот важный дядька иногда появлялся на перекрестке. Но тут выяснилось, что он отвечает за электричество и ту некрасивую штуковину под названием «трансформатор», к которой тянутся провода, и которая тихо гудит в леске недалеко от ворот. И что именно он привел на собрание «пришельцев». А главное, что дача у него в третьем секторе у самого болота! Поэтому комендант очень обрадовался, когда Буланкина стала кричать о вреде болота, и тоже закричал, что его надо засыпать. А «пришельцы» сказали: «Ну, это ерунда! Конечно, засыплем».

– Какой ужас! – повторяла мама, слушая папу с Бабулей.

И Горошина пищала:

– Ужас!

Пищала-пищала и вдруг спросила:

– А лихомару тоже засыплют?