– Я тебе не о том говорю! Да, для нас это трагедия. И смерть. Но если смотреть… Не знаю, как-то со стороны вселенной, может быть, то это просто смена одной эпохи на другую. Например, эпоха людей завершена и наступила эпоха мутантов.

– Зомби, – поправила она его. – Это зомби, Саша. Не живые люди. То есть…

– Неживое двигаться не может! Они живые, но по-другому. И зомби – это только «первые». Когда дело доходит до «вторых», то тут уже что-то иное. Да и чем зомби отличается от мутанта? Мне кажется, это какая-то эволюция. Или мутация. Не знаю, как назвать. Но тут же все другое! Этот новый мир такой же живой, как тот, что был при нас. Понимаешь?

– Ты на чьей стороне?

– Да какая разница, на чьей я стороне!?

Разговор не клеился. Жизнь не ладилась.

«Над любыми отношениями нужно работать, всегда приходится стараться ради них, – думал он. – А сейчас, когда главное – каким-то образом протянуть денек-другой, никто особо не заморачивается на этот счет. Просто хочется жить. Но нет желания доживать свой век в такой озлобленной атмосфере».

– Марина! – пересилил себя Саша.

– Что?

– Когда оказываешься в ситуации такой, как у нас, начинаешь по чуть-чуть отстраняться. И сближаться. Одновременно. Открываются новые особенности отношений двух людей.

Он вздохнул.

– Когда не смотришь в будущее, настоящее более ощутимо. Вот ты сидишь на стуле. При слабом освещении, том свете, который пробивается сквозь тучи. А завтра тебе никуда не надо. И послезавтра. И через год. И к тебе никто не придет. И мужу твоему никуда не надо. И ребенок в садик не ходит. Вам никуда не надо. Все то, куда мы могли бы пойти, покрылось пылью, гниющей листвой, прочей грязью. Понимаешь? Это все уже прошлое!

Саша посмотрел на Марину, но она отвернулась к окну. В ее глазах он успел заметить слезинки.

– А настоящее, вот оно. Это когда ничего больше нет. То есть, если раньше мы не знали, что будет завтра, ну, могли заболеть, попасть под машину…

– Так что сейчас? Что есть для нас настоящее?

– Ну, у меня есть кое-какие мысли на этот счет.

Она ничего не ответила. Не поворачиваясь, смотрела в окно.

– Если выбрать достаточно простую систему координат, где нет бога и прочей мистики. Но есть люди, которые пытаются понять, как им выжить. То ты сможешь понять то, о чем я хочу сказать.

– Ну, давай.

– Так вот. У нас ведь с тобой нет никакой Великой миссии?

Марина позволила Саше донести до нее его теорию происходящего, хотя бы попытаться. Тон мужа был напряженный, и она чувствовала, что это будет смесь приземленной философии и отчаяния. Но в то же время женщина понимала, что для него это действительно важно. Какой бы бред он ни нес.

– Чего-то такого нет, правда, – вздохнув, ответила она.

– Просто мы живем? Так?

– Да.

– Да, правильно. И мы оказались в ситуации, из которой не можем сами выбраться?

Марина кивнула.

– Мы там, куда никто не пришел за три месяца, чтобы помочь нам? – спросил он.

Снова кивок. Ее раздражал этот «вопросно-ответный» педагогический метод, но она терпела.

– Мы не видели никого, кто мог бы нам помочь. И никому не готовы помочь сами, потому что у нас нет никаких средств и ресурсов? Так?

– Да, – выдавила Марина.

– Тогда получается, что мы в безвыходной ситуации?

– Ну, это и так понятно, что ты хотел сказать такого нового?

– Нет, тебе непонятно, – как будто обрадовался этому ее ответу Саша. – Ты воспринимаешь это просто как фразу «безвыходная ситуация, бла-бла-бла и так далее». Вот только у нас с тобой, внимание, не будет самого важного из этой фразы. У нас не будет «так далее».

– Я что-то перестаю начинать тебя понимать.