В настоящее время наиболее значимыми носителями преступной субкультуры являются представители профессионального корыстного криминалитета, составляющего большую часть преступной среды. «Проникновение отдельных элементов преступной субкультуры в сознание и поведение законопослушных граждан, их тиражирование в рамках социальных институтов гражданского общества, политики и т. п. свидетельствуют об изменении культурных установок самого социума… Это тревожный показатель, отражающий в целом формирование “смягченной” позиции общества в отношении преступного мира». [48]

Краткий обзор субкультуры преступного мира можно завершить оценками отношения этих лиц к праву и его предписаниям. Как отмечали советские авторы еще в 1980-е гг., у правонарушителей в отличие от законопослушных граждан в качестве стимулов воздержания от совершения преступления «выступают преимущественно внешние детерминанты, система правового контроля, а не факторы внутренней регуляции, которая служит наиболее надежной основой правомерного поведения».[49] Иначе говоря, если что и сдерживает представителей преступной среды от совершения конкретного преступления в данный момент – это только боязнь разоблачения и наказания, а отнюдь не правовые или моральные предписания. Эта констатация верна и сегодня с той лишь разницей, что преступники кризисного общества еще меньше стали опасаться активности правоохранительных органов в силу достаточно известных причин: низкая раскрываемость преступлений, коррупция в правовой системе, слабая профессиональная подготовка сотрудников МВД, следователей и прокуроров и, как следствие, безнаказанность даже самых громких преступлений, совершенных в последние годы. Полное пренебрежение к праву породило даже такую формулу, как «жить по понятиям».

«“Понятия” и “воровской закон”, – пишут современные исследователи, – это набор вполне определенных правил, противостоящих “беспределу” и структурирующих общественное бытие. В конечном счете “воровской закон” – это биологическая справедливость, кодифицированный социальный дарвинизм в действии, эффективно регламентирующий права хищника и жертвы, слабого и сильного, при безусловном признании права силы. При этом права “слабых” ничтожны, но не равны нулю, а права “сильных” огромны и общеизвестны. В стране, откровенно и последовательно живущей “по понятиям”… вообще не возникает необходимости заниматься экономикой и политикой. Патерналистские инстинкты, психологические стереотипы массовой безответственности, социальная пассивность, укорененность “понятий” как общепризнанного инструмента урегулирования противоречий – все это создает объективную основу для того, чтобы словосочетание “криминальный режим” превратилось из ругательства в констатацию».[50] Как видно из сказанного, преступная субкультура – не экзотический элемент современных нравов, а опасное социально-психологическое явление, способное самым отрицательным образом воздействовать на многие стороны общественной жизни.

Вывод представляется очевидным: кризисное общество органически связано с ростом преступности и распространением преступной субкультуры: оно понижает уровень жизни значительной части населения, превращая его в резерв преступности; разрушает ранее существовавшие правовые и нравственные представления людей; создает и усиливает обстановку неопределенности, тревоги и бесперспективности. Расшатывая государственные институты, дезориентирует и ослабляет правоохранительную систему; создает условия бесконтрольности, способствующие развитию организованных преступных сообществ.