— Всегда.

Андрей поиграл желваками. Вот как тут поймёшь — правда это, или очередная диверсия против няньки?

— А почему ты мне раньше об этом не рассказывала?

Её подбородок вдруг задрожал, и она вцепилась в Андрея, повисла у него на шее, шепча куда-то в грудь:

— Папочка, не уезжай, я больше так не буду! — и заплакала.

— Куда, дочь? Эй, глупыш, — обняв ладонями, заглянул в её личико, — куда я должен уехать?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Как мама...

А вот это интересно. Тему мамы не поднимали очень давно — как-то само собой так получилось, словно Марина однажды сама отсекла от себя эту болячку. И вот, на тебе!

— Кто тебе такое сказал?

Она молчала. Боялась, Андрей видел. И уже точно знал, что никакие это не козни.

— Нина Тимофеевна? Дочь, говори, не бойся.

Она кивнула. У Андрея аж кулаки сжались.

— А что ещё она говорила?

— Что мама уехала, потому что я дрянная девчонка. И что если я тебе про Тёмку расскажу, то она тоже расскажет тебе, что я дрянная девчонка, и ты тоже уедешь!

Цеплялась за него так отчаянно, словно кто-то большой и невидимый держал её над пропастью. Андрей прижал её к себе, покачался слегка, успокаивая.

— Хорошо, что рассказала! Молодец!

— Ты не уедешь?

— Без вас с Тёмкой — ни за что на свете!

— А Нина Тимофеевна говорит, что если я буду много языком трепать, то ты влюбишься и родишь себе других деток: послушную дочку и нормального сына. И уедешь от нас. Как мама! А мы с Тёмкой в детский дом отправимся.

Андрея разрывало от злости, но он только вздохнул, как можно небрежнее:

— Я эту вашу Нину Тимофеевну завтра, пожалуй, выпорю, чтобы глупости не говорила!

Маринка хрюкнула, слёзы в глазах тут же сменились ажиотажем:

— Правда? Я тоже хочу!

— Нет уж, знаешь... Хватит с тебя! Ты ей и так сегодня сумку испортила. А могла бы просто раньше мне всё рассказать!

— Это не я! Это Тёмка!

Андрей строго нахмурил брови.

— Опять врёшь? Не стыдно тебе? Тёмка ножницы даже взять не сможет правильно, не то что там резать. Разве что палец поцарапать.

— А это не он! – деловито замотыляла ногами Маринка. — Это нянька ему поцарапала! Она его проучить хотела, а он ей в волосы вцепился, и она его толкнула, и он упал.

Андрей с такой силой сжал край подоконника, что, казалось, отломает.

— А потом что было?

— Не знаю, — дёрнула Маринка плечами, — я в туалете закрылась.

— Ну понятно, — сквозь зубы процедил Андрей и силой заставил себя улыбнуться. — Ладно, разберёмся. Давай спать, да? Кстати, а суп-то ты зачем испортила?

Маринка пожала плечами:

— Просто.

Просто. Андрей усмехнулся. Вот на этих-то «просто» и завалились все остальные няньки, которые были до Тимофеевны. Что тут и говорить, дочуня его не подарок, как и сын, но всё равно ни одна сволочь не посмеет издеваться над ними!

***   ***   ***

Полночи проревела, уткнувшись лицом в подушку. Было так стыдно! Что на неё нашло, ну зачем она всё это ему вывалила?

А просто накатило. Он ведь действительно долгие годы был для неё тайным идолом. Девчонки из класса собирали карточки кинозвёзд и певцов, и их кумиры менялись из года в год, согласно моде, а она, как дурочка, с середины шестого и по конец девятого класса бредила милиционером Ивановым.

Хотя на самом деле дольше, просто после девятого, когда он, получив звание капитана и её почётную грамоту, идею которой ей тогда ещё и пришлось отстаивать перед педсоветом и комсомольской организацией, перестал вдруг приходить в их школу. Вместо него теперь присылали какого-то другого, скучного и невнятного...

И вот это было уже запредельно — не видеть его, не надеяться, но помнить и продолжать испытывать мучительную тягу. И мечты. Наивные грёзы «ах, если бы...»