После того, как она убежала, Андрей ещё долго стоял в коридоре. И чувствовал себя вдруг таким старым...

Конечно, он помнил ту школу, которая в далёких семидесятых взяла над ним «шефство» — как шутили у них в отделе. На самом-то деле это, конечно, ему, оперу Иванову поручено было раз в учебную четверть проводить общешкольный «Урок правопорядка», но обернулось это почти назойливой опекой местных Тимуровцев. Вплоть до бутербродов к обеду, оставленных для него в дежурке Отделения.

Помнил он и ту торжественную линейку, на которой, по случаю присвоения очередного звания капитана милиции, подшефные вручили ему особенную, школьную грамоту. И девчонку, которая её вручала, помнил. Помнил, но не узнавал. И не узнал бы, если бы она сама не сказала.

Банальная, изъезженная метафора про лебедей и гадких утят... А только сейчас стало вдруг понятно, насколько она меткая.

Та девчонка была активисткой школы и заводилой среди тех самых дотошных Тимуровцев. И бутерброды — это наверняка её идея. Как и грамота. И та девчонка, как и большинство активисток всех времён, была какая-то блёклая, и среди одноклассниц своих выделялась не миловидностью, а наоборот — несуразностью.

А Оксана... В смысле, Краснова — она вообще другая. И если бы не её дурацкий наряд сегодня...

А вот кстати, к чему такие резкие метаморфозы?

Впрочем, чего прикидываться, её цель была теперь для него очевидна, не мальчик уже. Интересно, как далеко заходят её планы? Только постель, или о штампе в паспорте тоже мечтает?

А вообще, странно это. Молодая, красивая, умница, хотя и с характером. Зачем ей всё это?

И что за нелепые одинаковые грабли порасставлены в его жизни?

Из своей комнаты вдруг осторожно выглянула Марина.

— Иди сюда, — поманил её Андрей. — Расскажу тебе кое-что.

Взял на руки, отнёс на балкон и, усадив на подоконник, откинул с её лица волосы — целые стога золотой пшеницы... Рассказывал ей про своего отца, которого Маринка, увы, не застала в живых, и про свою маму, которая взяла на себя все заботы о Марине, когда её собственная мама «уехала»

Наступив на горло гордости, какими-то нелепыми обиняками, пытался донести, как тяжело ему с тех пор, как и бабушки тоже не стало, и обнадёжить дочку, что скоро она вырастет и станет совсем самостоятельной. Ну а пока... Пока не получится у них без няни, вот какая штука.

— Ну скажи, чем тебя так не устраивает Нина Тимофеевна?

Маринка грызла губу и молчала.

— Хорошо, тогда скажи, какая тебя устроит. Ну? Какая она должна быть?

Маринка пожала плечами.

— Так что же получается — ты сама не знаешь, чего хочешь и просто вредничаешь, да? А мне нужно работать, ты же понимаешь. Понимаешь?

Кивнула.

— Тогда давай с тобой так договоримся — завтра мы возвращаем Нину Тимофеевну, и пока я не найду кого-нибудь ещё, ты ведёшь себя как умненькая, послушная девочка. Хорошо? Не вредничаешь, не портишь чужие вещи, не обзываешься... — с каждым его новым «не» Марина всё сильнее хмурилась. — Не учишь глупостям Тёмку и не сбегаешь из дома...

— Я не сбегала! — не выдержала Марина. — Просто Тёмка просился гулять, а Нина Тимофеевна кричала, чтобы он отстал. И я сама его отвела! И мы не прятались, мы просто на качелях качались!

Андрей нахмурился.

— А Нина Тимофеевна чем занималась, когда вы уходили?

— Ничем! Она вообще всегда только телевизор смотрит и кричит, когда ей мешают. — Помолчала, наматывая на палец локон. — А ещё она Тёмку за уши треплет и дебилом обзывает!

Андрей нахмурился ещё сильнее.

— И давно она так себя ведёт?

Маринка затравленно глянула на него исподлобья, словно боясь признаться. Но решилась.