Черт. Она заметила, как я на нее пялюсь.

Черт. Она меня насквозь видит.

Черт.

Я поспешно мотаю головой.

– Это мне рассказал репетитор по подготовке к вступительным экзаменам, прямо перед тем как попытаться залезть ко мне в трусы.

– Что? – Это возвращает меня на землю. – Ого. Мне жаль. – Понятия не имею, что еще говорить в таких ситуациях. Я начинаю распечатывать «Киндер Буэно», чтобы отвлечься, чтобы деть куда-то руки. – Хочешь, чтобы я надрал ему зад?

– Да, пожалуйста.

– Его хоть уволили?

– Почти, – отвечает она. – Он стал очень знаменитым писателем, получил литературную премию. Разбогател.

Я протягиваю ей кусочек шоколада, и она зажимает его в губах, словно сигарету, срывая обертку с шоколадного соуса, чтобы полить мороженое.

– Разумеется, он добился успеха. Врет он без всякого стеснения, – продолжает она с набитым ртом. – Стоит ли говорить, что предметом подготовки были вовсе не козы?

– Я точно надеру ему зад.

– Вообще-то, если бы я уже не поручила это кое-кому, я бы с удовольствием поручила это тебе.

Поверить не могу, что мы с Лианной вместе едим всякую вредную еду.

– Хороший магазин, – говорит она, разрывая зубами пакет чипсов с арахисовым маслом и высыпая их в стакан. Конструкция становится ненадежной: сверху соус, на нем чипсы. – Я и не знала, что вы, ребята, работаете круглосуточно.

Стоп. Она что, живет рядом?

Именно в этот момент в уголке ее губ показывается кончик языка – знак глубокой сосредоточенности, и, когда Лианна хватает новый кофейный стаканчик и делает мне такую же порцию, некая струна натягивается внутри живота и лопается.

Девушка огибает прилавок, протягивает мне кофе и остается стоять рядом.

Нелишним будет отметить, что в реальности Каролина Суарез пахнет сладкими цветами, сочными спелыми персиками, табаком и шоколадом. Такое ощущение, будто смотришь на рубин, такой огромный, что забываешь, кто ты и где ты.

– Твое здоровье! – говорит она, поднимая стакан.

Я поднимаю свой.

– Твое здоровье.

Мы молча жуем, а я время от времени напоминаю себе, что надо иногда дышать, чтобы не отключиться.

– С Днем святого Валентина, – говорит она.

А потом мы поженились.

Эх, если бы.

– Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп, – говорит Миггс, театрально взмахивая рукой. – Так не пойдет.

Придя домой, я обнаруживаю, что меня ждали. Еще нет и семи, значит, они поставили будильники гораздо раньше, чем обычно, – как это глупо и мило. На нашем дерьмовом икеевском столе возвышается башенка из пончиков, в один из них, посыпанный радужной крошкой, воткнута свеча. Этому пончиковому алтарю молятся расставленные вокруг и завернутые в фольгу сэндвичи с беконом, яйцами и сыром.

– Отлично. Четыреста восемьдесят два, – объявляет Вин, разворачивая сэндвич.

– Вспомни правила «Назови цену», придурок. – Миггс закатывает глаза.

Чтобы понять, каков наш Миггс, просто возьмите Бруно Марса, раздуйте раза в три и накачайте цементным раствором.

Правила «Назови цену» таковы: если ты просто пытаешься гадать, называя цифры подряд, ты проигрываешь автоматически.

– Штраф, – говорит Тайс, хватает сэндвич, хлопает меня по плечу и вместе с едой скрывается у себя в комнате. Обычно он дрыхнет до обеда.

– Знаю, – протестует Вин. – Но я же всеобщий любимец. Плюс я общаюсь с каждым водителем такси до единого.

– Четыреста сорок ровно, – говорит Дара. Она явно даже не старается.

Я кладу бекон на свой глазированный дрожжевой пончик. Это единственно верный способ его есть.

– Всегда тебе надо сделать какое-то дерьмовое комбо. Прямо как ты сам, – говорит Дара, разглядывая мою еду.

Так и есть. Улучшения есть улучшения. Я фоткаю, перед тем как съесть.