– Ты рылся в моём телефоне?

– Нет. Не рылся. Только взглянул на модель.

Марго забеспокоилась ещё больше. Она закрутилась на месте, не понимая, откуда пришла тревога. Ах, милая, милая Марго! Она была беспомощна перед человеческой хитростью. Сверлила меня испытующим взглядом, пыталась прочесть мои мысли, но я держал голову в пустоте и только задавал вопросы:

– Скажи, зачем вы прилетели на Землю?

Марго вскинула недоуменный взгляд.

– Как зачем? Это же очевидно. Мы – Санитары Вселенной. Санируем Землю.

От комментариев я воздержался, понимая, что реальность надо воспринимать такой, какая она есть. Инопланетяне себя называли Санитарами. Что ж, пусть называли. На самом деле они были аннексионистами, рейдерами и оккупантами. С добрыми лицами и добрыми намерениями внедрялись в людей, насаждая своё сознание, и захватывали власть, действовали против человечества. Каждая инопланетная особь была запрограммирована на экологию, честность и преданность своему делу. Так были запрограммированы все, по крайней мере, из экологического эшелона. Они не понимали мошенничества, приёмов ФСБ и принципов суперменов. Не разбирались в социальном и душевном. В общем, они были нечеловеками. Высокоинформированными простаками.

Я тоже был простаком, но только до третьего класса. Потом научился сбегать с уроков, прятать сигареты, мочиться в реку и вводить замысловатый пароль на свой персональный комп.

Марго была сложна и в то же время проста, как расшифрованный файл.

– Не лги мне, Миха!

– Чтоб я сдох, если лгу!

В глазах её блеснули слёзы.

– Не умирай, Миха!

Я пообещал, что не умру, погладил её по голове, как маленькую девочку, и мы расстались. Договорились, что скоро встретимся.

Марго выехала из отеля, а я пошёл отсыпаться в двухуровневый люкс. Бабушка, наверное, в гробу перевернулась, если бы узнала, на что я потратил её наследство.

Спал я долго и сладко. Принял душ, поменял сорочку, позвонил родителям и спустился в лаунж-бар, где побаловался кальяном и послушал хорошую музыку. Тамошние богатеи вели себя деликатно: никто меня не спрашивал, почему я в драных джинсах и дешёвых кроссовках и почему я пью коктейли стоимостью в двухдневный заработок. Им было по фигу. И мне было по фигу. И всем от этого было хорошо.

Когда стемнело, я вышел прогуляться. Прошёлся до церкви святого Франциска, потом свернул на старую улочку и вышел на Stephansplatz, а от неё неспешным шагом добрался до дворца Hofburg.

День закончился. Оживилась ночная жизнь. Вена погрузилась в иллюминацию. Люди скопились в клубах и кабаках.

Я выбрал первый попавшийся бар и осел в нём. Везде доминировало дерево и хромированная латунь. С потолка свисали горы. На сцене загибались рокеры.

Денег у меня было достаточно, чтобы заказать любой, даже самый дорогой коктейль. Я хлопнул себя по ляжке, засунул руку в карман и внутри кармана пересчитал купюры. Достоинство отличить не смог. От выпитого спиртного и никотиновой прокачки ослабла, наверное, тактильность.

Наверное, я был неадекватен, когда достал пачку купюр и стал раскладывать на столе, сортируя их по достоинству: с физиономией Франклина в одну сторону, с фигурой Петра в другую сторону, а по центру – с изображением мостов и ворот.

Мосты и ворота, символизирующие евро, я разложил по цветам: оранжевые, жёлтые и цвета фуксия. Заглянул в меню, живо определил, что фуксия подходила к коктейлю «Ritz», приготовленному из ликера, лимонного сока и коньяка «Ritz Fine Champagne», произведённого в 1865 году. Я заказал «Ritz» стоимостью в одну фуксию.

Бармен мне отказал. Сказал, что коктейль «Ritz» – это реклама. Такого коктейля нет. Есть только в Париже, в баре «Хемингуэй». Ещё есть упоминание в книге рекордов Гиннесса, как самого дорогого коктейля в мире.