Антонина сидела на краю дивана, нервно массируя подушечки пальцев, украшенных роскошным маникюром. Ее глаза покраснели от слез, но тем не менее она старалась сохранять спокойствие. Глядя в никуда отсутствующим взглядом, женщина как будто пыталась уйти от реальности и найти убежище в собственных воспоминаниях. Воспоминания о детстве, о том времени, когда они с братом были близки настолько, что, казалось, ничто не могло их разлучить, наполняли ее душу теплом. Сейчас же она чувствовала себя беспомощной, неспособной облегчить его страдания, и от этого ей становилось еще хуже.

– Какое это мучение – ждать! – вырвалось у нее внезапно вместе со вздохом.

Антонина, намеренно игнорируя Ольгу, обратилась к доктору Хансену, глядя на него своими выразительными глазами, которые делали ее взгляд особенно ярким благодаря накладным ресницам и линзам цвета индиго:

– Почему так тихо? Может, Димочке или Иечке нужна помощь? Может, вам стоит тоже подняться наверх и проверить, все ли у них там в порядке?

– Вы же слышали, о чем мы договорились, – сказал врач, хотя и немного холодно, но вежливо.

– Да, слышала: Димочка немедленно позовет вас, если у Иечки случится удар. Но, может, не дожидаться, когда это произойдет, а пойти и убедиться, что оба они в порядке?

Ольга с досадой закатила глаза, раздраженная излишней настойчивостью тети своего супруга. Дрожащей рукой она поправила у лица прямую прядь своих огненно-рыжих волос, уложенных в каре.

– Не стоит беспокоиться, – с прежней учтивостью ответил Хансен. – Иногда тишина – это добрый знак.

– Как знать! – произнесла госпожа Корф с философским спокойствием, которому позавидовал бы сам Сократ.

Ольга, в отличие от Антонины, старалась держаться собранно, хотя ее выдавали бледность и дрожащие руки. Она сидела прямо, сохраняя внешнее спокойствие, но периодически поднимала взгляд к потолку, будто пытаясь найти там ответы на мучившие ее вопросы. Внутри нее бушевали эмоции, которые она тщательно скрывала, не желая демонстрировать слабость. Молодая женщина ловила каждый звук, доносившийся сверху, боясь услышать то, что подтвердит ее самые страшные опасения.

В компании Ольга занимала аналогичную должность и руководила «ADM Финансовой экспертизой», подаренной ей свекровью. Известие о гибели мужа, вылетевшего в Ставрополье для урегулирования конфликта в региональном филиале «ADM Банка», застало ее врасплох, точнее, в постели с любовником, Егором Климовым – главой службы безопасности холдинга.

Ни к Павлу, ни к Егору Ольга – это воплощенное хладнокровие! – не испытывала нежных чувств, и на то у нее имелись веские причины, о которых никто, кроме Павла, не знал. Однако, как бы ни складывались отношения супругов, трагедия по-настоящему потрясла ее. В ней как будто что-то сломалось: ее гипсовое хладнокровие треснуло, и из трещин хлынули непритворные слезы. Впервые Ольга усомнилась в безупречности схемы, по которой жила.

Миккель Хансен стоял у камина, как всегда одетый в черный, как смоль, кардиган. Его лицо оставалось серьезным, а взгляд – сосредоточенным. Врач осознавал важность своих советов, но понимал, что никакие медицинские знания не способны залечить душевные раны, которые переживали эти люди. Хансен всячески выражал готовность поддержать их, но чувствовал себя чужим в этом замкнутом мире горя. Его руки были сложены за спиной, и время от времени он сжимал их в кулаки, стараясь скрыть свое внутреннее напряжение.

Антонина Корф и Ольга Поликарпова за все время не обмолвились друг с другом ни словом, не обменялись ни единым взглядом. Ни одна из них не хотела усугублять и без того тяжелую ситуацию.