– Правда? И в чем заключается эта «нездоровая привязанность»? – удивленно спросил Вар.

– С того самого дня, как его доставили сюда, она большую часть своего времени проводит у изголовья его кровати, собственноручно меняет повязки на его ранах, кормит и поит его.

– У моей жены очень доброе сердце, Актеон. Вспомни, как охотно она занималась благотворительностью, когда мы жили в Риме: призывала раздавать хлеб городской бедноте, заботилась о сиротах.

– О да, я никогда не забуду проклятый год консульства Валерия Мессалы Волеза и Корнелия Цинны Магна, когда на Рим обрушились великие несчастья в виде длительного голода и большого пожара. Шайки обезумевшего от голода и лишений плебса нападали на зажиточных людей и грабили их. В государственных амбарах не хватало зерна для регулярных бесплатных раздач хлеба бедноте. Наша сердобольная госпожа уговорила тебя пожертвовать часть пшеницы их твоего личного зернохранилища на нужды городского плебса. В результате этого спонтанного решения мне пришлось отослать часть твоих городских рабов в твои загородные поместья, так как в Риме их нечем стало кормить.

– Не ворчи, Актеон. Это было неплохое решение. Зерно было справедливо распределено в нашей трибе от моего имени. Люди были благодарны. Популярность среди плебса – это важный политический капитал, к тому же никто из моих рабов не умер от голода. В моих загородных имениях было достаточно продовольствия.

– Да, конечно, но мне приходилось вести твоё огромное городское хозяйство с горсткой оставшихся в Риме рабов. Это было нелегко.

– Тебе всегда что-нибудь не нравится, Актеон. Но твоё вечное ворчание совсем не злит меня. Оно напоминает мне о моём детстве. Я был несносным мальчишкой, и тебе часто приходилось журить меня за ужасное поведение. Но скажи мне, что плохого в том, что благородная Клавдия ухаживает за раненым варваром? Женскому полу, очевидно, нравится возиться с больными и слабыми. Разве ты забыл, с каким удовольствием мои сёстры в детстве выхаживали захворавших котят и щенков? Я уверен, что моя жена занялась уходом за раненым варваром из-за милосердного желания облегчить его страдания. Когда я приехал сюда из лагеря, она сразу забросала меня вопросами о его родных и близких и заметно расстроилась после того, как я не смог рассказать ей ничего утешительного. Клавдия Пульхра испытывает к раненому жалость и сострадание. Это вполне нормально для чувствительной женщины.

– Я тоже так думал в течение нескольких недель, но сегодня утром Амира сообщила мне, что высокородная госпожа вчера подсыпала в вино дикаря порошок из корней сатириона, действие которого, я думаю, тебе известно.

– Какая чушь! Какая мерзкая клевета! – гневно воскликнул Вар, сверля старого вольноотпущенника яростным взглядом. – Если бы кто-то другой сказал мне подобную дерзость, я бы на месте убил его! Ах, мой верный старина Актеон, у меня в голове не укладывается, как ты мог поверить лживым словам этой мерзавки Амиры. Она, наверное, видела, как её хозяйка добавляла в вино варвара какой-нибудь лечебный порошок по предписанию врача, и в её шальную голову пришла мысль, что можно опорочить честь хозяйки, заявив, что это был афродизиак. Тебе лучше меня известно, что между моей супругой и этой низкой тварью никогда не было теплых отношений. Другие слуги тоже не раз жаловались на несносный нрав Амиры. Моя жена насквозь видит её порочную натуру и не скрывает своего презрения к ней. Кроме того, в этом году благородная Клавдия страдала тяжёлыми приступами хандры и иногда, не сдержавшись, выливала свои негативные эмоции на служанку. Теперь эта мерзавка решила отомстить моей жене своими лживыми утверждениями. Вели хорошенько выпороть её и пригрози, что, если она ещё раз откроет рот, чтобы порочить честь моей супруги, я прикажу отрезать ей язык. Более того, я не хочу больше видеть её в этом доме. Поручи ей какую-нибудь грязную работу за его пределами. Пусть чистит конюшни и спит там же. Красивая жизнь в роскоши ударила ей в голову и совершенно испортила её нрав.