– Как ее зовут?

Отец, держа за руку мою маму, с улыбкой ответил:

– Ли. Ли Мун.

Баба Маша удивилась, пару секунд помолчала и ответила:

– Очень необычное имя.

Еще немного помолчала, бросила взгляд на меня и добавила:

– Ты не обычная девочка. Ты сыграешь очень важную роль в жизни и войдешь в историю. Ты изменишь этот мир к лучшему. Ты изменишь будущее. Я верю в это. Я верю в тебя. Аминь!

И все, кто находился рядом, тихонько хором повторили за ней:

– Аминь!

Мне рассказывали, что она говорила эти слова так, словно предчувствовала, словно видела мое будущее. Хотя никто не говорил о ее способности к ясновидению. Но из ее уст это звучало как пророчество. Другие жители деревни, в момент моего рождения находившиеся на улице, заметили, что стало вдруг невероятно тихо. Хотя была весна, время, когда природа активно просыпалась от зимы. На мгновение не было слышно ни пения птиц, ни дуновения ветра. Невероятная тишина. Предзнаменование рождения хорошего человека. Это поняли все, поэтому и радовались моему рождению, как рождению своего ребенка. В день моего рождения все словно забыли про войну, про тяжелое время. Все тихонько радовались и трепетали вокруг меня, словно перед ангелом. Мое рождение стало самым главным чудом в жизни моих родителей24.

Пока я росла, отец готовил свою бронированную машину к дальнейшей поездке.

Мои родители оставались в деревне до тех пор, пока я не окрепла и не начала ходить. Все это время было спокойно, жители деревни по-прежнему в окрестностях не видели никаких боевых действий. Но родители понимали, что нужно покинуть деревню, что война все равно придет в деревню, что меня необходимо спрятать как можно дальше, чтобы я росла и воспитывалась в спокойной обстановке. Они боялись, что, увидев боевые действия, я испугаюсь и получу психологическую травму, вырасту психически больной. Этого они никак не могли допустить. Интуиция родителей не подводила. Они чувствовали, что нужно уходить. Пришло время покидать деревню, несмотря на то что жители деревни уговаривали остаться.

Наступило лето две тысячи шестидесятого года. Родители планировали направиться на восток – в Поволжье, на Урал или в Сибирь, туда, где тише, где меньше боевых действий. Но сначала они поехали в Москву. Город, который одни упорно пытались стереть с лица земли, другие с таким же упорством защищали. В Москве находился двоюродный брат моей матери Анатолий, единственный родственник, оставшийся в живых. Ему было чуть больше сорока лет, на девятнадцать лет старше моей матери. Несколько лет назад он, потеряв всю свою семью на Кубани, после бесконечных скитаний, отправился туда защищать добровольцем, войдя в ряды ополченцев. Они решили сначала приехать к нему и попытаться уговорить уехать вместе с ними. Они уже знали, как его найти, старались поддерживать связь. Постоянно развивающиеся технологии в то время уже позволяли держать защищенную связь с любым человеком практически в любой точке планеты. Они были полны надежд и решительности. Но их планы внезапно оборвала трагедия.

На подходе к Москве по всему периметру находилось множество натовских машин, которые уничтожали любого обнаруженного человека или неопознанную машину. Москва оказалась в блокаде, и только с южной и восточной сторон недалеко находились оборонительные машины «Обертрона», пытаясь прорвать блокадное кольцо. Транспортное, торговое и военное сообщение в основном осуществлялось авиацией и непродолжительными сухопутными коридорами. Боевые спецоперации проводились ежедневно, а то и несколько раз в день в разных местах. Кольцо блокады часто разрывали, но натовские машины снова пополняли свои ряды, и кольцо смыкали. Уже тогда было тяжело войти или покинуть город, но в основном из-за блокады. Иногда были дни затишья, но предугадать их было невозможно. Машины по-прежнему контролировались людьми, а значит, были такими же непредсказуемыми.