Комиссара вновь охватило желание ощутить присутствие Мариан. Он нырнул в постель с той стороны, где она спала, и зарылся лицом в подушку, чтобы вдохнуть аромат ее кожи.

Минут через пять после его прихода зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, там до вас на тилифоне сын вашей горничной Аделины.

– Переключи на меня.

– День добрый, комиссар, это Паскуале. Матушка сказала, у вас ко мне разговор. Слушаю.

– Как поживает мой крестничек Сальво?

– Растет не по дням, а по часам.

– Мне нужна информация.

– Чем смогу – помогу.

– Ты не слыхал про вора, который, угрожая пистолетом, напал в переулке Криспи на одну синьору, отнял деньги, но оставил драгоценности, потом поцеловал и…

– Поцеловал?

– Именно.

– И больше ничего?

– Ничего.

– Не знаю, что сказать.

– Так ты о нем слышал?

– Нет, ничего такого. Но, если хотите, могу поспрашивать.

– Сделай одолжение.

– Разузнаю и перезвоню, комиссар.

Мими Ауджелло и Фацио вошли вместе.

– Есть новости? – спросил комиссар.

– Да, – сказал Ауджелло. – Вчера вечером, минут через пять после твоего ухода, явился с заявлением некий Гаспаре Интелизано.

– О чем хотел заявить?

– В том-то и загвоздка. Обычно люди приходят заявить, что кто-то взломал дверь, а тут все совершенно наоборот.

– Ничего не понял.

– Вот именно. Дело показалось мне весьма тонким и запутанным, и я попросил его зайти сегодня утром, когда ты будешь в конторе. Пусть лучше с тобой побеседует. Он уже здесь, дожидается приема.

– Да ты хоть намекни, о чем речь!

– Поверь, лучше будет, если он сам всё расскажет.

– Ладно.

Фацио привел Интелизано.

Сухощавый высокий мужчина лет пятидесяти, чахлая седая козлиная бороденка, одет небрежно: потертая зеленая вельветовая пара, на ногах – тяжелые крестьянские башмаки. Явно нервничает.

– Садитесь и рассказывайте.

Интелизано осторожно опустился на краешек стула. Вытер пот со лба огромным, как простыня, платком. Мими сел на стул напротив него, а Фацио – за столик с компьютером.

– Стенографировать? – спросил он.

– Пусть сперва синьор Интелизано начнет говорить, – ответил Монтальбано, глядя на посетителя.

Тот вздохнул, снова промокнул лоб и спросил:

– Мне сперва назвать имя, фамилию, дату рождения?..

– Пока не нужно. Расскажите, что случилось.

– Синьор комиссар, скажу сразу, что я владею тремя крупными участками земли, которые достались мне от отца. В основном там растут пшеница и виноград. Держу я их только из уважения к покойному, поскольку там больше расходов, чем дохода. Один из трех участков находится в предместье Спириту-Санто и доставляет кучу хлопот.

– А что с ним не так? Не дает урожая?

– Половина дает, а вторая – бесплодна. Та, что дает урожай, засеяна пшеницей и бобами. А хлопоты все оттого, что по участку проходит граница земель Вигаты и Монтелузы, так что он приписан к двум разным населенным пунктам, из чего иногда выходит путаница с уплатой городских налогов, пошлин и тому подобного. Вы понимаете, о чем я?

– Понятно. Продолжайте.

– На бесплодный участок я почти никогда не заезжаю. К чему? Там стоит домик с обвалившейся крышей, без двери, растет несколько деревьев горького миндаля, вот и все. Вчера утром я проезжал мимо на хорошую половину участка, и мне приспичило; решил зайти в дом, но не смог.

– Почему?

– Кто-то поставил там дверь. Из крепкого дерева. И замок повесили.

– И вы ничего не знали?

– Именно.

– Вы хотите сказать, что кто-то взял и навесил дверь в пустой проем?

– Вот-вот.

– А вы что сделали?

– Я вспомнил, что в задней стене дома есть окошко. Заглянул. Но ничего разглядеть не смог: окно заколотили изнутри доской.

– А у вас есть работники…

– Конечно. На участке в предместье Спириту-Санто, двое тунисцев. Но те ничего не знали про дверь. Участок большой, они работали далеко от дома. И потом, дверь наверняка поставили ночью.