– Но с коньяком, потом коньяк без кофе, – продолжал он со смехом, – полчасика по такой программе – и ты точно будешь, как лесоруб, только как пьяный лесоруб.

– Это лучше, – сказала Диана, прикрывая нос варежкой. – Господи, я чувствую себя, как кусок мяса в испарителе. Ну скоро мы придем?

Они вышли на набережную, и ветер дунул с новой силой. Невольно они перешли на бег и влетели в подъезд Костиного дома, как пули.

– Вызывай быстрее лифт, – попросила Диана, – шампанского он хотел. Ты, Краснов, морозоустойчивый. Тебя на БАМ надо отправить.

– Лучше не надо.

Он распахнул перед ней дверь старого лифта, стены которого были исцарапаны и покрыты такой росписью, что аборигены пустыни Наска при взгляде на них покраснели бы от стыда.

– На надписи не смотреть, – предупредил он.

Для того, чтобы не смотреть, надо было закрыть глаза. Но лучше было бы и не дышать. Судя по запаху, в этом лифте справили нужду все собаки, кошки и дети, обитавшие в ближайших двух кварталах.

– Пардон, мадемуазель, – сказал Костя. – Придется потерпеть. Пешком тоже проблематично – восьмой этаж. И на лестнице тоже можно вступить в подарок.

– М-да, – сказала Диана, прикрывая нос, – сильное первое впечатление. Ты знаешь, мне начинает нравиться идея с кафе на окраине.

Лифт лязгнул и остановился.

Костя занимал маленькую двухкомнатную квартиру с крошечной кухней и неожиданно большой прихожей. Достоинств в ней было больше, чем недостатков, во всяком случае для Краснова, впервые в жизни получившего собственный угол. После десятка лет жизни в общежитиях это было просто раем. Квартира попала в фонды горкома после того, как ее покинула тихая еврейская семья, выехавшая на постоянное место жительства в США. Были они, наверное, из числа бедных эмигрантов, а может, сидели «в отказе» пару лет. Некогда опрятная, чистая квартира была запущена. Чувствовалось, что у отъезжавших просто до всего не доходили руки.

Получив ордер, Краснов содрал со стен обои, размыл потолки (оставил в целости только кафель в туалете, в ванной и еще на одной стене в кухне), приволок циклевочную машину и добела отчистил паркет. Через неделю квартиру было не узнать. Но вопрос с мебелью оставался открытым. Особых сбережений у Кости не было. Он ежемесячно отправлял тридцать пять рублей матери, а на его зарплату особо шиковать было невозможно. Рассчитав, что его финансов на обстановку не хватает, Краснов решил действовать поэтапно. За семьсот шестьдесят четыре рубля, в рассрочку и по знакомству, была куплена чешская гостиная. За шестнадцать с мелочью – миниатюрный, как японка, кухонный столик и четыре табуретки. За девять рублей в комиссионке найден вполне приличный кухонный шкафчик для посуды. Пустые кастрюли Костя держал в духовке, так как печь не умел.

Таким образом, одна комната была обставлена полностью, на кухне уже с трудом можно было повернуться после покупки холодильника, а вторая комната оставалась пустой, только в углу Костя держал списанный сейф, в котором хранил книги, перешедшие в наследство от старика Розенберга. По вполне понятным причинам им не было места на книжных полках.

Кроме мебели и книг были в комнате телевизор и радиоприемник ВЭФ. За стеклами в книжном шкафу стояли старые семейные фотографии. Окно и балконная дверь были занавешены дешевым тюлем, а на кухне – неожиданно яркими ситцевыми шторками. «Наверное, мать прислала», – подумала Диана. В мойке, как ни странно, не было грязной посуды. Даже чайник выглядел вполне достойно. Такой приличный эмалированный чайник, даже не очень закопченный.

– Скажи честно, ты готовился?