. В итоге съезд принял постановление «О мерах укрепления и развития крестьянского сельского хозяйства», в соответствии с которым повсеместно создавались посевные комитеты (посевкомы), которые должны были обеспечивать выполнение обязательных планов посевов. По сути, это было воплощением идеи Троцкого о принудительной обработке земли. По аналогии с продразверсткой, постановление вводило «семенную разверстку», предусматривавшую ссыпку семян в общественные амбары и перераспределение семян[110].

Ленин поддерживал эту совершенно утопичную идею тотального регулирования деятельности миллионов самостоятельных крестьянских хозяйств. Речи и декларации противившихся этому меньшевиков и эсеров убедили его в том, что они являлись «пособниками международного империализма»[111]. Ленин соглашался, что коммунисты могут совершать ошибки, но при этом говорил: «Пожалуйста, покажите нам эти ошибки, покажите нам другие подходы, но этих других подходов мы здесь не слыхали. Ни меньшевики, ни эсеры не говорят: “Вот нужда, вот нищета крестьян и рабочих, а вот путь, как выйти из этой нищеты”»[112]. Это, конечно, была очевидная демагогия – «декларации и речи» оппозиционеров не просто предлагали другие подходы, в них была отчетливо сформулирована будущая новая экономическая политика, до провозглашения которой коммунистами оставалось меньше трех месяцев.

Политика военного коммунизма поставила не только практические задачи управления экономикой, но и теоретические вопросы, связанные с принятием экономических решений в условиях отсутствия рынка. Рядом ученых были предприняты попытки решить проблему соизмерения экономических величин, не прибегая к стоимостному учету. Так, А. В. Чаянов пытался доказать достаточность учета на основе натуральных показателей, сопоставляемых с использованием шкал балльных оценок. Он писал, что в социалистическом обществе выгодной «считается такая затрата труда и средств производства, по сравнению с которой всякая другая затрата того же труда и тех же средств производства дает меньший выход продукта»[113]. Согласно его взглядам того периода, центральный управляющий орган сможет руководить хозяйством страны с помощью системы нормативов, которые заменят рынок с его ценами. Предполагалось, что на основе таких величин для каждого отдельного хозяйства можно было построить обобщающий индекс успешности функционирования, который можно использовать при управлении.

Подход Чаянова был подвергнут критике С. Г. Струмилиным, считавшим, что при построении таких нормативов нельзя избежать субъективизма. В то же время в 1920 году и он не сомневался в скором отмирании денег. Проблему несоизмеримости натуральных показателей Струмилин пытался решить, опираясь на следующие высказывания Маркса и Энгельса: «В будущем обществе количество времени, которое будут посвящать производству того или иного предмета, будет определяться общественной полезностью этого предмета»[114], а «план будет определяться взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимым для их производством количеством труда»[115]. Струмилин доказывал, что все хозяйственные блага «принципиально сравнимы и соизмеримы», ибо удовлетворяют «известную долю общественных потребностей»[116]. Основываясь на понятии двух объективных измерителей – трудовых затрат и полезности – он сформулировал задачу построения оптимального плана[117]. Подходы Чаянова и Струмилина во многом предвосхитили концепции советских экономистов-математиков 60-х – 70-х годов, но практического решения проблемы принятия экономических решений без денег найти ни тогда, ни впоследствии, не удалось.