А не как «хозяйку Медной горы».1 Как оно оказалось на самом деле.

И Ганеша долго не мог поверить Банану, что Сиринга вовсе не нимфа, а простая сучка, вокруг которой столь исступлённо вились кобели только из-за того, что у неё в «Гарике» была течка. Что так запросто могла позволить себе играть его судьбой: то подпуская к себе и прикармливая; то внезапно резко от себя отбрасывая, как нашкодившую собачонку. Обливая кипятком своей накопившейся к прошлому парню ревности. Только из-за того, что она с ним, якобы, намучалась. И уже не собирается мучить себя снова.

Хотя, казалось бы, при чём тут ты? Ан, нет! Сиди и расхлёбывай её кармическую кашу прямо из её головы. Пока ты невольно заземляешь на себя все попытки этого «Йорика» компенсироваться и отплатить тебе за всё то зло, что уже успела причинить ей жизнь, изуродовав её восприятие. Только за то, что эта раззява слишком широко на чужой кусок раззявила свой роток.2 На слишком крупную дичь. И подавилась, не сумев её проглотить. Так что врачам пришлось её буквально вытаскивать. Чтобы она не погибла на социальном дне как мать-одиночка, презирая себя, своё чадо и весь этот ставший внезапно несправедливым мир. Из-за того, что она столь легкомысленно впала в очарование этим самым миром. Вдруг повернувшимся к ней за… дом, из-за угла выглядывая и корча рожи.

И ладно бы ей попался какой-нибудь, там, сатир – Банан. Но играть в свои кармические игры с богом, сошедшим к тебе со звёзд? Не просто легкомысленно, но и – прежде всего – опасно! Ведь такие, как Аполлон, легко могут покончить с тобой даже… росчерком пера, убив на месте. Хотя и с той же маниакальностью, что и росчерком стального «пера» по горлу. В каком-нибудь, там, фельетоне. Банально высмеяв твой мещанский склад ума с меркантильным кладовщиком, доводящим меж запылённых стеллажей просроченных ценностей до полнейшей фрустрации (подобно сценке с Жан-Жаком на ночном пляже). Или – наследственный алкоголизм, публично достающий один за другим скелеты из твоего платяного шкафа в пыльном углу души и выставлявший их открыто перед всеми, словно бы на распродажу (подобно «королевской» сценке в спальном районе). Но даже – одной небрежно поставленной запятой. Как в знаменитой фразе: «Казнить нельзя помиловать» И Аполлон долго раздумывал, всё никак не решаясь поставить в её жизни верную запятую. Но в конце концов милостиво решил не лишать её Свободы Выбора, которую милостиво предоставил ей Творец Монте-Кристо. «Пусть я останусь в веках как Ганеша-милосердный, а не как вульгарный-Банан», – с усмешкой решил он для себя. Обустроить всё именно таким образом, чтобы Сиринга сама решила, стоит ли ей после этого жить. И если стоит, то…

Но о том, куда она поставила запятую, вы, конечно же, узнаете уже в другой книге. А те, кто не успеют или же не захотят – жизни. Случайно наткнувшись на неё в библиотеке в ранней юности. И невольно посочувствовав бедолаге. Решив для себя быть с богами более осторожной. Особенно – с теми, у кого непонятно пока ещё почему, но уже столь завышенная самооценка.

(Смех в зале)

Ведь в жизни мы только и делаем, что гоняем туда-сюда эту запятую, как неприкаянную. Совершая то один, то другой моральный выбор, расцвечивая свой кристально чистый внутренний мир то Тёмными, то самыми радужными красками и полутонами. Пытаясь судорожно прояснить для себя одну и ту же, на первый взгляд, ситуацию. Или же, в силу сложившихся обстоятельств, вновь затемняя её для себя и обезличивая. Совершаем эту (бытовую, на первый взгляд) магию. Ни секунды над этим не задумываясь. И чем менее мы над этим задумываемся, тем охотнее мы отдаем это на откуп тем, кто делает это вместо нас самих. Лишь недоумевая от того, почему наш внутренний, а вслед за ним и наш жизненный мир стал столь примитивен и неоправданно жесток? Полу- (или все-таки?) добровольно поливая цветок своей души ядовито-чёрными красками. В отличии от того фантастически прекрасного и чистого мира, в котором мы все до единого жили когда-то в детстве. С радостью принимая всё как есть. «В котором я уже давно опять живу, после Пробуждения, – улыбнулся Ганеша. – В мире Тотального Принятия. И не просто пассивно жду тут всех желающих, но и, задрав высоко над головой свой хобот, трублю громогласно: «Сбор!»