– Отец не хотел говорить, и я с трудом узнал правду от матери – рыцарь… верхом на осле, – ответил Леон и теперь расхохотался и Готфрид.

– Безусловно, там была своя богатая история, почему он таков, но кому есть дело до истории? Историй на гербах не пишут. Люди видят знамя и то, что на нем нарисовано. – пояснил Леон.

– Жаль мой отец не успел рассказать, что значит наш герб… – рыцарь задумался. – Ну конечно же! – внезапно воскликнул Готфрид и хлопнул себя по колену. – Решено! Я назову свой меч Корвус!

– Хмм, ворон, в переводе с общего языка (общим языком назывался староальвийский язык). Полагаю, твой герб подтолкнул тебя к сему выбору, я прав?

Готфрид кивнул, сейчас он радовался как ребенок. Таким его можно было видеть только с Леоном… или в компании сомнительных девиц. Тут мимо Готфрида порхнуло нечто похожее на крупную бабочку и замедлив движение, зависло в воздухе. Оказалось, что это вовсе и не бабочка, а существо мало отличимое от медузы: водянистый и полупрозрачный грибочек с ловчими щупальцами. Медуза обратилась в крылатого конька или нечто похожее на него, а еще через мгновенье, бабочкой и облетев рыцаря еще раз, скрылась в лесу, пролетев прямо сквозь ствол дерева.

– Тьфу ты! Думал птица какая заплутала, а это радиант.

– Похоже, ты ему понравился, как он тебя лихо облетел, можно сказать, осмотрел оценивающим взглядом.

– Если этот радиант женского пола, то я не удивлен сей закономерности, – рыцарь самодовольно улыбнулся.

– Навряд ли у них есть пол, это же сущности сродни искре или отзвуку, как еще их называют в простонародье – призраки. Хотя, не решусь утверждать, ученые мужи так и не определились с этим, куда уж мне лезть.

– Если развивать эту мысль, то что же это выходит, лев, помру я значит, стану отзвуком и перестану быть мужчиной?

– Боюсь, что так, в определенном смысле.

– О, я понял тебя, но я не об этом, хех. Я это я. Надеюсь, что я – это не мое тело и его черты, рассуждая не столь приземленно. Хочется верить, что моя сущность – это искра. – Готфрид постучал указательным пальцем по правому виску.

«Искра – итак друзья, перед нами еще одно крохотное слово, вынужденное хранить под собой необъятный, зачастую мистический смысл. Физическую оболочку всех живых существ мы зовем телом, искрой же именуем незримую, нематериальную сущность любого живого существа, полагая под ней ничто иное как разум. Что приводит нас к новому, не менее сложному вопросу – а что есть разум? Есть ли что-то большее за пределами внутреннего монолога? Иные ученые подразумевают под этим нечто большее. Известно, что подобное обозначение уходит корнями в самые древние эпохи. Определенно, тот, с кого все это началось, обладал романтической натурой, изображая мириады искр на бесконечном полотне бытия, сродни звездам на небе» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

– Как раз по этой причине я и считаю, что лишь в определенном смысле ты утратишь свою мужскую суть.

Проехав некоторое время молча, Готфрид поинтересовался у друга:

– О чем задумался?

– А? – встрепенулся Леон. – Прости, задумался.

– Расскажешь?

– Стыдно пересказывать такую околесицу… я думал о сне, что приснился мне намедни. Многое я уже позабыл, но пытаюсь удержать в памяти то, что еще помню. Я испытал странные чувства и мысли, которые не могу даже описать и от того пытаюсь вернуться в этот сон хотя бы в памяти и понять, что именно так взбудоражило меня. Что именно я упускаю из виду или забыл, что-то важное?

– Занятная, стало быть, околесица, коли ты так крепко задумался над ней, давай рассказывай, – попросил Готфрид и Леон поведал о том, что еще помнил, вновь погружаясь в этот сюрреалистический антураж.