Вивьен поглядела на карманные часы. Было уже без четверти четыре. Мать Айвори оставила ребенка на попечение няни на весь день. Отец мальчика давно уже жил с другой семьей на другом конце Штатов, но все же, будучи ответственным от природы (или воспитания, что было в это время великой редкостью), он навещал Айвори не менее двух раз в три месяца. В нынешней ситуации, когда с биологического отца снималась всякая ответственность за своего ребенка, это было более чем благородно. Вивьен знала, что надо бы позвать уже Айвори, но ей так не хотелось возвращать его в этот жуткий холодный мир. Пока он находился в своем замкнутом вымышленном мире, ей тоже становилось как-то проще, она словно тоже возвращалась в детство. Мать Айвори состояла в труппе одного из самых элитных стриптиз-шоу в штате. Она часто была в отъездах и оставляла Айвори с Вивьен. Нет, она любила своего сына, но своим призванием считала «сцену», а не материнство. Вивьен была поражена тому, как легко Мэриэн отдала своего ребенка незнакомому человеку, то есть ей. Она даже не удосужилась поинтересоваться опытом этой немолодой леди. Но все же было в ней что-то такое нежное, материнское, ответственное.
Этот январский день был безветренным, но, когда Вивьен уже была готова окликнуть Айвори, ее лицо обласкал нежный ветерок, почти как воздух, выдыхаемый из легких, когда человек задувает свечу в ночной тишине. Так, чтобы никого не разбудить. Вивьен немного сморщила свое полноватое, уже немолодое, но от этого не менее привлекательное лицо. Но сильного значения этому не придала. Она встала со скамейки и подняла руку, готовая позвать Айвори, но тут заметила что-то странное. Она нахмурила брови в надежде, что это поможет ей лучше рассмотреть происходящее в тумане за игровой детской площадкой. Она смогла уловить лишь какое-то копошение и поняла, что, возможно, какому-то человеку стало плохо или он был просто не в себе. То ли инстинктивно, то ли по зову своего разума, она, не говоря ни слова, быстрым шагом подошла к Айвори и взяла его за руку. Тот, словно почувствовав тревожное настроение своей няни, не стал сопротивляться, а повиновался женщине, уже ставшей ему очень родной. Липкая коричнево-черная жижа под ногами расползалась при каждом их шаге. Айвори не обращал внимания на окружающих, а прислушивался к звукам, исходившим от своих ботинок. Вивьен же, уводя Айвори с детской площадки, постоянно оглядывалась назад, все так же хмуря свои поредевшие за годы брови. Дойдя до скамейки, на которой она только что сидела, няня с ребенком внезапно остановилась. Парочка милых геев все это время неотрывно следила за ней, позабыв, кажется, о своей собственной дочери. Сначала им показалось, что женщина таращится на них: неужели остались еще старухи со средневековыми предрассудками? Но потом один из них понял, что темнокожая дама пристально всматривается куда-то сквозь них, поверх их голов, словно за их спинами был жуткий монстр. Один из них, тот, что сидел слева, резко обернулся, а затем так же резко встал. Его губы шевельнулись, пытаясь выбросить в воздух какие-то слова, но ничего не вышло. Второй мужчина, даже не оглядываясь, встал со скамейки и зашел за спину своего спутника. И только после этого он оглянулся. Кажется, он сперва подумал, что это какая-то шутка, нелепый розыгрыш, и не хотел давать понять, что он поддался на провокации.
Из густого, пропитанного чем-то химическим, тумана стремительно вышел человек с окровавленным ртом. Он лепетал что-то невнятное. Не было даже понятно, то ли это английский язык, то ли какое-то странное наречие. Несколько человек, также сидевших на скамейках вокруг площадки, вскочили и бросились к своим детям. Вивьен инстинктивно схватила Айвори на руки и попятилась назад, но не убежала, а продолжила смотреть, возможно, полагая, что человеку нужна помощь, и никакой угрозы для окружающих он не представляет. Человек с окровавленным ртом был мужчиной лет тридцати в обычной повседневной одежде, джинсах, светлой рубашке и кожаной куртке. Но он не вел себя, как потерпевший или требующий помощи человек. У него не было отпечатка боли или страха на лице. Но все же было в нем что-то пугающее, какое-то необъяснимое желание. Что-то откровенное…