Кио ртом, как доисторическая женщина, о которых она читала в учебниках в школе, вгрызалась в плоть собственного ребенка и с непомерной жаждой утоляла свой голод сладкими кусочками «нежности». Под бледно-прозрачной кожей был слой младенческого жира. Но он не был рыхлым, а легким, как зефир. А под жиром находился тонкий слой мяса. И это было самое блаженное. Раз – укус, два – укус, три – укус. Кровь стекала по подбородку, образовывая некое подобие бороды, как у неясыти.

Постепенно эйфория улеглась. В голове будто бы некая пробирка наполнилась раствором, которого ранее не доставало. Чувства сошли на нет, и когда с ребенком было покончено, Кио поднялась с холодного пола. За окном еще не вспыхнули проблески рассвета, но ночь уже постепенно растворялась. Кио почувствовала внезапный приступ жажды. Но это была нормальная, природная жажда от недостатка воды в организме. Она бросилась на кухню, которая не была разделена никакими стенами, схватила прозрачный кувшин с водой, и начала жадно поглощать жидкость. Воду, конечно, стоило поберечь и не расплескивать во все стороны, но было такое ощущение, словно это последние глотки в жизни. Напившись, Кио медленно поставила кувшин на стол. Она будто и не понимала, почему находится не в постели в столь поздний час. Ей как будто пригрезилось что-то странное, непонятное. Размышления длились всего секунд пять, и Кио увидела красный след от собственных рук на прозрачном кувшине. Она немного нагнулась, нахмурив брови, чтобы рассмотреть странный след. И в кувшине, как в елочном шарике (какие делали лет сто, наверное, назад), она увидела искаженное отражение собственного, смертельно-белого лица с красными разводами на всей нижней части. Она медленно и осторожно прикоснулась тонкими пальцами к своему лицу, словно ожидала обнаружить на его месте чье-то чужое. Но осознав, что это все еще ее «оболочка», она быстро начала ощупывать себя. Пальцы скользнули по длинной и тонкой шее и почувствовали что-то влажное и липкое, еще не высохшее. Девушка молниеносно оторвала пальцы от шеи и уставилась на них безумными глазами. Что-то приснилось? Теперь обрывки произошедшего то и дело кружились в голове, как стаи стервятников над жертвой. Наконец, Кио оторвала взгляд от своих рук и приподняла голову, в которой теперь все яснее вырисовывались события ночи. Она бросилась туда, откуда только несколько минут назад прибежала, в надежде увидеть безмятежно спящего в кроватке младенца и понять, что все это был всего лишь жуткий сон. Но реальная картина, в которой преобладал вишнево-красный цвет, была далека от представлений молодой мамы.

Жуткий крик вырвался откуда-то из диафрагмы хрупкой девушки, и она сложилась пополам, но не упала. Вспомнив не только все, что произошло, но и свои ощущения при этом, Кио бросилась к телефону, а из глотки вырвалось только одно слово:

– Мама!..

Где-то на другой стороне Земного шара стояла теплая зима. Хотя от этого слова не осталось и тени того смысла, который в него был заложен ранее. На северо-западе маленького городка Куперстаун в США стоял густой туман, словно облако, покрывавшее все пространство от атмосферы до чистого ровного асфальта на велосипедных дорожках. Хотя, наверное, это единственное чистое, что осталось здесь со времен нью-йоркского бунта. Если присмотреться, то можно было увидеть в этом вязком тумане расположившуюся уютно детскую площадку. Пару десятков лет назад рождаемость начала резко падать (особенно в этом районе), и новых детских уголков с тех пор практически не появлялось. Что ж это закономерно.