– Где твой кинжал? Вот грудь моя! Лучше не подходи, а то… А то как дам тебе по затылку дубиной!

Брайан захохотал и вытянул свои страшные шерстистые руки. И тут за спиной потерявшего человеческий облик гитариста появился темный силуэт и без звука опустил ему на голову силуэт дубины. Брайан икнул, сказал: «Хрящевато мне» и грохнулся прямо на синтезатор, нажав сразу на все клавиши. Раздавленный инструмент издал истошный крик, который услышали все жильцы окрестных домов в радиусе пяти миль. Но – не обратили особого внимания, решив, что это опять дедушка Джорджа Харрисона вернулся домой позднее обычного и попал под кастрюльно-сковородочный обстрел бабушки Дикона, которая с недавних пор жила вместе с дедом в кенсингтонском браке – сложном, но зато нескушном.

Черный человек тем временем вытащил Фредди из-под стола и заботливо привел в чувство хлесткими ударами по щекам. Конечно, это был Дэвид Боуи. Он шел домой со съемок фильма «Лабиринт», где играл короля гоблинов Джерета, прямо в гриме и гоблинском плаще, и услышал дикие вопли Роджера. Спасти же несчастного Фредди, как объяснил сам Боуи, ему захотелось из чисто моральных соображений (хотя и ежу было понятно, что он надеялся на крупное вознаграждение). Фредди пожаловал Боуи пять фунтов за спасение души, после чего велел идти в «Шинок», заказать там два подноса имбирного пива и ждать. Что Буй с блеском и исполнил.

Брайан пришел в себя через пять минут.

– Вы живы, друг мой! – кинулся обниматься Фредди. – А я уже стал волноваться, что останусь без развлечения!

– Какого еще развлечения? – сварливо отозвался Мэй. – Отцепитесь, ради Бога. И отчего у вас на шее пятна? Вас душили, может быть?

– И еще как! – радостно сказал Фредди. – Но это в прошлом. Идемте, дорогой вы наш человечек, в «Шиночек», дабы отметить!

– Чего отмечать? – ворчливо сказал Брайан. – Дела надо делать. Картошку там, овес… На поля надо, товарищ!

– Сначала – в паб, – непререкаемым тоном заявил Фредди. – А то какая работа?

Придя в «Шинок», они застали там Боуи за бокалом эля «Давайте плясать», Джона с неизменной «Группенчайкой», Джима Хенсона с «Мэри», а также еще около дюжины кенсингтонцев, сгрудившихся вокруг их столика. Хенсон как раз, давясь от смеха, потешал собравшихся рассказом о том, какие слова кричал Боуи на съемках «Лабиринта», когда его вертели, подвесив на веревках, во все стороны!

– А что он кричал, когда мы пошли пить кофе, а его оставили тихонько качаться вниз головой?!! – кис от смеха Хенсон. – Я такие слова даже написать боюсь! У нас два прожектора лопнули!

– Гррммм, – отвечал Боуи, которого, по-видимому, рассказ не очень потешал.

– А вот и мы! – обрадовал всех Фредди, входя в помещение и втаскивая за собой Мэя. – Где наше пиво?

– Я не пью пива! – отрезал Брайан. – Сахарной водички, будьте любезны. Полкружечки, я на службу опаздываю.

Мгновенно в «Шинке» наступила зловещая тишина. Стали оглядываться даже сидящие за дальними столиками мрачные личности.

– А ну, мужики!

– и кричащийлягающийсяругающийсяисопротивляющийся Брайан был повален на столик, а в рот ему через воронку была влита добрая порция имбирного. Мэй еще какое-то время икал и исходил пеной, но вскоре его повело, он обнял Боуи, Фредди назвал «дорогая», и, влезши на стол, объявил текущий день «Праздником избавления от скверны». Пиплы вывалили за пьяным Мэем на улицу, повлеклись к Темзе и чуть не потонули все к чертовой матери…

Всё. А чего вам еще? И так ясно, что утром Брайан едва не подох от жуткого похмелья. И Фредди утром едва не подох от злости, когда увидел, что Боуи безжалостно обесцветил его дареный парик. А про несчастного Джима Хенсона вы все знаете. Да, да. Это все из-за того проклятого ночного купания. Не лезьте в Темзу в сентябре, иначе сведения о вас в Энциклопедии Удивительных Людей будут занимать одну строку и две даты. Мы всех вас любим. Потому что вы читаете нашу книжку. А кто не читает – к тем мы относимся с сухим недоверием. И не любим. Вот. Хотя, может быть, они просто не умеют читать? Ну так прочтите им кто-нибудь вслух! Лады? А нам спать пора.