– Митька, – хрипловатым голосом разрезал тишину батя. – Хотя бы выслушай меня!

Отец давно заглушил двигатель, но продолжал цепляться за несчастный руль, как за спасательный круг. Старик волновался, не знал, как ко мне подступиться, наверно, ждал помощи в этом от меня, но я не хотел облегчать его долю, как и просто смотреть в его сторону. Мне было тошно. Противно. Больно… Из миллионов возможных вариантов батя выбрал единственно провальный! Впрочем, он никогда не умел разбираться в женщинах.

Мать вернулась морозным вечером накануне моего десятилетия. Её жизнь с немцем явно не задалась, а отец, к тому времени изрядно уставший от одиночества и моих бесконечных проделок, не придумал ничего лучше, чем простить непутёвую жёнушку. С другой стороны, я был только «за». Совместные прогулки, слово «мама» на моих губах, порядок в доме и сытные ужины не из местной кулинарии – мне казалось, наша семья снова стала нормальной, но я ошибался: сколько ни натирай воском гнилое яблоко, съесть его уже не получится!

– Я понимаю, сын, что ты сейчас чувствуешь, – произнёс отец, а я ухмыльнулся: столько собираться с мыслями, чтобы в итоге ляпнуть банальную фразу.

– И что, по-твоему? – рыкнул я холодно, продолжая разглядывать соседнюю с нами тачку на придомовой парковке.

– Кристина никогда не заменит твою мать, – помолчав ещё немного, подал голос батя, а я не удержался и заржал.

Последний раз я видел маму года три назад. Беременная и с очередным мужем под ручку, она заявилась на финальный матч по футболу между нашей сборной и командой из тридцатого лицея. Ни тёплых объятий, ни ласковых фраз – в тот день она заехала попрощаться. А мне было уже всё равно… Я напоминал сам себе перегоревшую лампочку: есть электричество или нет – я больше не светился.

– Митя… – Отец положил руку мне на плечо. – Эй, сынок, тише! Не надо так!

– Почему она?! – Я дёрнулся, отринув его жалость. – Баб вокруг мало, что ли?!

– За языком следи, Димка! – прошипел отец, заново схватившись за руль. – Кристина не баба! Не смей больше так… Я не посмотрю…

– Кристина! – Я буквально выплюнул это имя: оно бесило меня ничуть не меньше её хозяйки или как две капли воды похожей на неё Вари. Я ненавидел все их семейство с детства, и, к слову, это было взаимно!

Мать тогда переехала в Геленджик. Разумеется, меня с собой она не позвала. Редкие звонки, дежурные фразы – она мастерски вычеркнула нас с отцом из своей жизни. И если мне было уже плевать, то батя на этот раз долго сходил с ума. Он стал замкнутым, равнодушным, молчаливым. С утра до вечера пропадал на работе, а я… я всё явственнее осознавал свою ненужность. Мне было почти тринадцать, а я снова и снова ощущал себя первоклашкой с гладиолусами в руках, о котором все забыли.

Еда из столовой, мятая форма, пыль на шкафу – отец ни черта не замечал вокруг, а я находил спасение в общении с пацанами. Всё чаще оставался с ночёвкой у Лешего, а к Илюхе забредал на борщ, когда в собственном холодильнике удавалось отыскать лишь сыр с плесенью, и, увы, не с благородной. Впрочем, я не жаловался. Во всём и всегда есть свои плюсы, и депрессия отца не была исключением. Я научился варить пельмени, узнал, что точки на утюге нарисованы были не просто так, да и мыть полы я теперь умел не хуже Зинаиды Ивановны, школьной техслужащей.

В этой истории был только один минус: Скворцова!

Её предки к тому времени тоже разбежались. Вот только Варькина жизнь не покатилась под откос, как моя, а напротив, резко пошла в гору. Пока я голодным волком уминал на переменах пирожки с рисом, Варя воротила нос от школьных обедов и во всеуслышание хвасталась подругам своими брендовыми шмотками из Парижа. Пока я по морозу тащился к остановке, чтобы с двумя пересадками добраться до пыльной двушки на окраине, Скворцова с матерью проносилась мимо пусть и на стареньком, но «Мустанге». Да и на каникулах она ездила в Питер или жарилась под турецким солнцем. Я же втихую от отца подрабатывал на мойке, раздавал листовки у ТЦ или клеил объявы по столбам, чтоб накопить за лето на нормальный смартфон. Последний, к слову, я тогда так и не купил, зато огрёб от бати по полной, когда та самая Кристина заметила меня возле «Макси» и донесла отцу. Сколько тогда было шума из ничего! Отец, конечно, со временем успокоился, а вот моя ненависть к Скворцовым с тех пор измерялась терабайтами!