Соседка все мешкала, заворачивая ребенка.
– Тьфу ты, пропасть, уйдешь ты или нет, квашня этакая! – зашипела бабка.
Потом быстро схватила со стола деревянную миску, – и я почти увидела, как нечто злое, то что раньше сидело в соседкином ребенке, перетекает в посудину из бабкиных рук. Миска вырвалась и с треском лопнула в воздухе. Соседка подхватила младенца на руки и пулей вылетела из хаты. Бабка Магда, улыбнувшись, отерла пот со лба и подмигнула мне.
***
Через несколько дней лужи высохли, и солнце пригрело еще сильнее. Отец с братьями были в поле, мать возилась с курами, а мы с бабкой сидели на завалинке и смотрели на дорогу. Нам было хорошо – даже говорить ни о чем не хотелось.
Наша халупа стояла на отшибе, за ней была только дорога, а дальше лес. Вот из-за поворота показались трое всадников на хороших конях. Двоих я хорошо знала: один был Зденек-монашек – странноватый и очень богомольный парень из нашей деревни, другой дядька Ганс по прозвищу Немец, – он служил у господ в замке, а мать его жила за два дома от нас, но вот третий…
Третий всадник был совсем молодой, лет пятнадцати, парень в богатой одежде; у него были длинные черные волосы, подобранные назад, красивое лицо, успевшее чуть загореть на ярком солнце… Осунувшееся и бледное лицо – ни кровинки. Он молчал и не улыбался, а, казалось, смотрел не на все кругом, а словно сквозь этот весенний день. Когда я глянула на троицу пристальнее, то разглядела привычный «омут» дядьки Ганса, «водоворот» Зденка – почти такой же, как у нас с бабкой… А вот на месте странного парня мне привиделся сумасшедший, ослепительно светящийся вихрь, словно бы тянущийся куда-то в небо.
Сквозь вихрь проглядывали еле заметные тени – три? четыре? десяток? – я сбилась со счета. Словно не один парень ехал по дороге, а с целой свитой призраков, – и как только конь не боялся?
Бабка поспешно встала, поклонилась в пояс, взявши меня за шиворот, пригнула к земле. Да только я не могла заставить себя глядеть вниз: взор словно притягивался к черноволосому парню, вливался в этот кипящий вихрь… Я встретилась с ним взглядом. У него были очень темные и очень грустные глаза, и я была уверена: он тоже видит, что я – «водоворот», а не «омут». Парень чуть заметно кивнул мне и отвернулся, а через минуту всадники уже скрылись за следующим загибом дороги.
***
– Бабушка, кто это был? – я никак не могла отойти от увиденного.
– Что, Кветушка?.. – мой вопрос словно выдернул бабку из задумчивости. – Это наш молодой барин, сын господина нашего графа Христиана, дай ему Бог здоровья да терпения…
– Бабушка… А ведь в нем… в молодом господине… тоже сила – да побольше нашей?
– Да, девонька, – кивнула она, – тут не просто побольше, – а и не сравнить даже. Я так думаю, не к добру Господь людей такой силой дарит… Испытание это великое, а как по мне – так и вообще беда. Таким, как мы с тобой, на земле удержаться – нетяжел труд, а вот таким, как он, – тяжко. Ветер дунет, – и взлетит такой огонь к небу, не воротишь.
– А тени, бабушка? – несмотря на теплый день, меня колотила дрожь. – Что за тени у него за спиной?
– Ты и тени разглядела?.. Видишь, Кветка, такое иногда бывает, если человек последний в роду остался. Тогда все предки у него за спиной стоят, за кровь свою ответа требуют. А у молодого господина и мать в своей семье последней была, да на свете недолго зажилась. И отец всю силу рода на себе несет, да смерть по пятам идет. А уж предки-то у них… И доброго там, и проклятого намешано, одного лишь нет – покоя.
Она вздохнула и замолчала, прикрыв глаза.
– Потому и говорю, – продолжила бабка через минуту, – не жилец на свете граф Альберт, – разве что чудо какое случится. Только ты молчи об этом.