– Ну, передохни покуда, – Евлампий сел на большой камень и чуть насмешливо глянул на Савелия, – Остынь, лицо омой. Всё ж просителем идёшь.
В этот раз Савелий Пышнеев, потомок дворянского рода, не стал перечить конюху. Скинув заляпанный грязью по всему низу плащ, он спустился к ручью и окунул руки в звенящую струю. Руки непривычно ожгло холодом, дома-то он тёпленькой умывался, но сейчас ему это даже приятно было. Ополоснув лицо, Савелий почувствовал свежесть и прилив сил. Ну и чего он в самом деле испугался? Волков? Так у Евлампия на одном плече короб висит, а на другом – ружьё! Как-нибудь бы и отбились!
Савелий пил воду из пригоршни, сладкая вода, вкусная, а потом поднял глаза, отряхнув руки и снова язык его отнялся от страха. Прямо напротив него, по ту сторону ручья, сидел большой чёрный котище. Размером он был с собаку, а может это с испугу Савелию так показалось… Он зажмурился, потряс головой, и когда снова открыл глаза – кота перед ним уже не было. Вот это он устал…такое мерещится!
– Ну, коли отдохнул, идём, – сказал Евлампий, – Хозяйка дозволяет к ней пройти. Поторопимся, покуда не передумала!
– А ты как знаешь, что она дозволяет? – Савелий утирал лицо рукавом нового камзола.
Евлампий только усмехнулся в ответ. Он, по правде говоря, сам дюже устал за этот день. Ныла усталая спина, да и Савелий ему порядком надоел своей заносчивостью и изнеженностью. Да, Савелий Пышнеев был не первым, кого Евлампий Фокич вёл через лес к чудийке Акчиён… Но те, другие, знали куда они едут и что собираются просить! Глядя же на бестолкового сынка Елизара Пышнеева, Евлампий думал, что не в папашу сынок удался. Теперь даже и сказать нельзя, что скажет Акчиён, что сделает…
День уже пошёл на полдень, когда к большой избе на берегу озера подошли двое, Евлампий перекинул короб на спину Гнедого, стало чуть легче, но от этой ноши конь беспокойно зафыркал, дёргал узду и горячился.
Савелий с любопытством разглядывал двор, пока Евлампий пристраивал Гнедого у коновязи. Двор как двор, обычный, деревенский. Разве что птицы не видать, куры не гребут землю во дворе, чисто выметено кругом, тишина…
Сама хозяйка стояла на высоком крыльце ожидая гостей, у неё ног умывал лапой усы большой чёрный котище. Тот самый.
Гости подошли к крыльцу, Евлампий поклонился, перед ним на крыльце стояла средних лет женщина со светлыми волосами, убранными в расшитый ободок со свисающими по бокам украшеньями. Её синие глаза, окружённые длинными ресницами, словно пронизывали человека до глубины души. Она улыбалась ему, от этой улыбки ли, или от чего другого, а спина Евлампия перестала ныть, усталость, которой налились ноги, куда-то ушла. Сердце согрелось.
– Здравствуй, Евлампий Фокич, добро пожаловать. Отдохни с дороги, Гнедого мы присмотрим, – Акчиён кивнула куда-то в сторону, на двор из пристроя вышел молодой плечистый парень.
Парень насмешливо посмотрел на Савелия и направился к коновязи. Волосы парня странным образом малость походили на волчью шерсть, а глаза поблёскивали жёлто-зелёными искрами.
– Доброго тебе здоровья, ласковая хозяюшка, – Евлампий снова поклонился, – Вот, по надобности я к тебе нонче – Савелия Елизаровича Пышнеева доставил. Батюшка его, Елизар Григорьевич, прииском у нас владеет, сына заместо себя прислал. А у него видеть дело к тебе образовалось…
– Ты, Евлампий Фокич, короб-то этот не держи в руках, вон туда поставь, – сказала Акчиён и вроде бы немного даже нахмурилась, – Ни к чему это тебе… Савелий Елизарович, говоришь…. Что ж… Здравствуй и ты, Савелий Елизарович, – и она обратила свой синий взор на Пышоньку.