Стало неуютно от собственных слов, как бывает, когда говоришь о ком-то в его присутствии, но так, словно его и нет вовсе. А я всего лишь… обвинила его во вранье? Сообщила о его смерти?

Я прикусила нижнюю губу и с тревогой ожидала ответа. По спине прошел холодок, как будто дунул несуществующий здесь ветер, пошевелил непослушные локоны, словно хотел вежливо указать, что те снова выбились из хвоста.

— Да, — равнодушно подтвердил чужак. — Его разорвали звери.

И обернулся.

Я вздрогнула. Не от страха или неожиданности, а оттого, что в мозгу словно промелькнула вспышка.

Я знала его.

Не имея понятия, кто он, видя его впервые, я его знала. Возможно, встречала во сне, в детстве или в другой жизни, это ничего не меняло, я была абсолютно уверена, что наши пути сегодня пересеклись не впервые. Любопытство растекалось вместе с кровью по венам, поднималось к сердцу и наполняло его жаждой совершить очередную несусветную глупость.

Чужак криво, ядовито усмехнулся: он по-своему воспринял мое короткое замешательство. Я догадалась, что другой реакции он и не ждал. Сердце сжалось.

— Не впечатляет?

— Нет, — честно ответила я, взяв себя в руки.

Чужак был симпатичен. Весьма, если признаться откровенно. Из-под ровных бровей на меня смотрели зеленые глаза — внимательно, без злобы, но с презрительным любопытством, как будто их обладатель готовился в любой момент скрыться за стеной высокомерия при малейшем намеке на то, что кто-то может тронуть его душу. Бледное лицо осунулось, под глазами залегли усталые круги: поездка на повозках, похоже, далась ему тяжело, он явно не привык к таким путешествиям, давно не отдыхал и недоедал. Я могла бы назвать его красивым, если бы не уродливый рваный шрам, который пересекал левую щеку от виска до кончика подбородка. Судя по виду, он был получен много лет назад, возможно, в детстве, с тех пор успел заметно посветлеть и растянуться. Рана должна была быть жуткой. Били с силой, наотмашь, и не ножом. Лезвие оставляет след гораздо чище этого.

Били тяжелой лапой. Лапой с огромными и острыми когтями хищного зверя.

Я сжала и разжала кулаки. Левый уголок губ чужака пополз вверх в немой усмешке, отчего шрам зашевелился — неестественно, как будто был плохо наклеен на щеку и отслаивался при малейшем движении. Мне потребовалось приложить усилия, чтобы не отвернуться, но чем дольше я смотрела, тем меньше растерянности и отвращения он вызывал. Видели и похуже.

— Что ж, это мы прояснили. А вот зачем здесь ты? — Он неприятно выделил последнее слово, прекрасно зная, что наши роли поменялись. Теперь чужак был вправе задавать вопросы и требовать на них ответов. — Вернее, почему ты пришла именно сюда? В городе я слежки не заметил, значит, ты точно знала, куда идти.

Мои щеки снова загорелись. Я чувствовала, что отшутиться больше не выйдет, и растерянно скользнула взглядом по кустам, усыпанным сиреневыми цветами, — как по волшебству, воздух тут же наполнился их сладким ароматом. Он никуда не исчезал, просто ко мне по очереди начали возвращаться чувства. Напряжение прошло, остались лишь насущные проблемы. Возможное решение одной из них стояло сейчас на крыльце передо мной.

— Где еще искать колдуна, если не здесь? — Я постаралась придать голосу побольше беззаботной уверенности.

Чужак проигнорировал выпад, да я и не надеялась, что он с ходу признается в колдовстве.

— Хорошо знаешь это место?

Я разглядывала чужака, пытаясь найти подоплеку вопроса, но не замечала зацепок. Зеленые глаза заинтересованно смотрели на меня, в них словно плясали маленькие задорные искорки. Взгляд был цепким, живым и в то же время теплым, как будто чужаку нравилось то, что он видел перед собой. Я смутилась от этой мысли. Вот ведь лезет в голову всякое. Глаза его манили, они словно скрывали нечто важное, что предназначалось только мне, и я непременно должна была разгадать эту загадку.