Мы с Зайцем недоуменно переглядываемся.

– Тебе нужно придумать имя. Как-то же я должен к тебе обращаться.

Предложение повергает меня в ступор:

– Так это же у людей! При чем здесь я?

– А кто ты сейчас, по-твоему?

Ступор усиливается. А затем в голове внезапно проясняется.

…Когда я отдала силу лесу… там, у озера… оборотень поделился со мной своей – живой, огненной… человеческой.

Так вот почему всё иначе.

Я – всего лишь – человек…

Нет. Не хочу сейчас об этом думать. Срочно нужно переключиться.

– Яр… – поднимаю на него взгляд, – я не знаю человеческих имен. Помоги, а?

Мужчина улыбается. Подходит ко мне и садится рядом. Заяц раздраженно двигается, уступая ему место.

– Душа леса… – он смотрит в мои глаза, и снова я чувствую, что все мои мысли и чувства для него – не загадка, – когда я впервые тебя увидел, ты была само воплощение жизни, в твоих глазах было столько любви к жизни, любви к лесу… Знаешь, с латинского Vita – это жизнь. Может быть – Вита? Как тебе?

Оборотень сидит так близко, что мои мысли начинают путаться. И совсем не хочется отодвигаться. Совсем.

Рядом недовольно ворчит Заяц.

– Подходит, – взяв себя в руки, тихо отвечаю я, – правда… мне очень нравится.

Наступившую уютную тишину нарушает ушастый, вскакивая с постели и направляясь к выходу.

– Нет, пушистик, – протестую я, – мы не можем взять тебя с нами, это опасно.

Заяц надменно фыркает – и демонстративно залезает в рюкзак оборотня.

– Похоже, выбора у нас нет, – резюмирует тот.

***

Кружатся в воздухе листья в печальном осеннем вальсе, медленно ложатся на землю – еще одним фрагментом узорчатого, разноцветного ковра, заботливо сотканного Королевой Осени холодными вечерами…

Зябко поежившись, Вера отходит от окна и невидящим взглядом смотрит в пол.

– Вера, да успокойся ты, – не выдерживает Дмитрий.

Подходит к девушке, обнимая за плечи, заставляет посмотреть в глаза:

– Не переживай. С ними всё будет хорошо. Я почему-то верю в это…

– Хорошо?! Здоровенная зверюга вдруг стала человеком, а затем унесла её куда-то, не сказав ни слова!

– Но перед этим спасла ей жизнь.

Вздох, раздраженное передергивание плечами:

– Знаю. Но всё равно волнуюсь.

Парень понимает, что момент не подходящий, но тем не менее начинает вновь уже набивший оскомину разговор:

– Милая, мы здесь уже неделю. В деревне больше никого не осталось. Лес… ну ты сама видела, что там… Нам опасно здесь находиться.

В ответ – молчание.

– Вера, ну посмотри на меня.

Девушка поднимает на него печальные глаза, и парень мягко, но настойчиво продолжает:

– Рабочие ушли, испугавшись того, что произошло… но это простые люди, трудяги, и их легко заменить. Я был в городе, слышал, нанимают новых. Работы скоро возобновят. Вера… Они вырубят лес, понимаешь? Мы ничего не сможем сделать… лес и так уже почти мертв.

– Нет! – хрипло, отчаянно, но с такой силой, что парень отшатнулся.

Девушка открывает дверь настежь, позволяя холодному ветру ворваться в комнату.

Она замирает на пороге – тоненькая, дрожащая на ветру, и Дмитрий почему-то вспоминает увиденную однажды в лесу березку – с тонким станом, ажурными листочками, такую хрупкую… и то, как, почти касаясь земли под ураганными порывами, она не сломалась, выжила, злой вьюге наперекор.

…Вера оборачивается, и в прозрачных, обычно таких солнечных, глазах внезапно мелькает сталь:

– Я знаю, она вернется, чтобы спасти лес. И мы должны быть здесь, чтобы помочь ей, понимаешь?!

– Понимаю.

Дима устало прикрывает глаза рукой, признавая своё очередное поражение в споре. Подходит к девушке, прикрывая дверь:

– Не стой на ветру. Простудишься.

И улыбается, заметив, как теплеет в ответ её взгляд.