– Капитан ППС Соловьев – тут и ежу понятно, что ППС, а не убойный отдел и не ОМОН – Это Вы привезли Апостола?

– О котором из учеников Христа Вы говорите? Я с ними не знаком.

Ерничая, Леха малопочтительно взирал снизу вверх на типового представителя детородных членов МВД. Капитан едва не выпрыгнул из штанов. Лицо побагровело – точь в точь синьор Помидор из мультика про Чиполлино. Того гляди ногами затопает.

Соловья понесло, возомнил себя. По рации распорядился выставить охрану к раненному авторитету, сообщил о задержании подозреваемого. Теперь главное, чтобы следаки из убойного дело не перехватили, пока он этого хлюста до жопы не расколет. Где колоть? В УВД, в «пыточной», в наручниках, дубинкой в зубы, по ребрам, на пол и ногами, ногами…

«Допросная с пристрастием» располагалась в подвале. Голые, окрашенные синей краской, стены без окошка. Обитая железом дверь с засовом. Стол и стулья, прикрученные болтами к полу. В потолке зарешеченная лампа. Руки скованы наручниками ссади. В углу рта струйка крови. Прямо перед глазами, на столе, фуражка-авианосец и слепящая настольная лампа.

– Кто заказал Апостола? – удар дубинкой по столу.

– Куда дел оружие? – тычок дубинкой в зубы.

Так продолжалось уже минут десять. Капитан-бочонок спрашивал, Леха молчал. Разнообразило мизансцену лишь замена тычка дубинкой в зубы ударом по плечу или по спине.

Стук в дверь остановил занесенную руку… Защитник конституционных прав российских граждан, недовольно скривившись, осведомился:

– Кто?

Леха не разобрал ответа, но капитан, видимо, хорошо разобрал. Напялил фуражку, отодвинул засов, распахнул дверь и замер по стойке «смирно».

Вошел моложавый, лет сорока пяти, милицейский полковник. В руке, скрученные в трубочку листки бумаги.

– Что происходит, капитан?

– Провожу допрос подозреваемого в покушении на убийство Апостола.

– Основания?

– Увез Апостола с места преступления, сопротивление при задержании, отказался назвать заказчика, не признается, куда спрятал оружие.

– А может он заказчик? Сам заказал, сам исполнил, сам в больницу отвез?

До Соловья дошла неприкрытая издевка полковника. Давно понял, что пустышку тянет, но закусил удела. Не признаваясь самому себе, мстил. Мстил за ущемленное самолюбие, тем самым признавая свою никудышность. Мстил за его молодость, рост, силу, за то, что Мужик, которого «девочки любят».

– Расстегни – полковник кивнул на Леху и покосился на дубинку, которую Соловей забыл притырить*.

Сел напротив, разложил и разгладил принесенные листы. Подождал, пока капитан снимал «браслеты», пока Леха разминал затекшие руки.

– Что с лицом?

– Поскользнулся, упал…

– Сколько раз? – вопрос был явно риторическим. Полковник не ждал ответа, Леха не ответил.

– Итак, посмотрим, что ты за фрукт… Павлов Алексей Владимирович, рождения 1980-й, отец …, мать …, образование …, а это уже интересно: боксер, мастер спорта, спецназ ВДВ – оторвался от бумаги, взглянул на капитана.

– Говоришь, при задержании оказал сопротивление? – Соловей до жопы сморщился.

– Участник в Чечне, ранение, Орден мужества, дембель неделю тому…

Откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами. Перевел взгляд на капитана. Желваки ходуном. Соловей понял, конец. За ним и раньше водилось, а теперь минимум звезду долой, а то и вчистую попрут.

– Заяву писать будешь?

– Никак нет, господин полковник.

– Почему «господин», это у вас в десантуре так заведено?

– В десанте от рядового до генерала товарищи. Господа … – полковник не дал договорить:

– Пошли, опера, поди, вернулись, с ними побеседуешь.

К матери приехал за полночь. В накинутом на плечи платке, со скрещенными на груди руками ждала у калитки. Материнская доля – ждать сыновей.