– Вы бы лучше извинились, – сказала Алекс, вытирая рукавом лицо.

Парни засмеялись. И выбритые виски ответил:

– Извинишься сама перед моей тачкой, когда я тебя нагну перед ней.

Водитель держал своих дружков и ругался:

– Мать вашу, грёбанные ублюдки, никто не полезет в мою тачку, в том числе и вы, если не перестанете бегать за чиками8. Мне ещё ехать на закладку9, потому что этот долбанный король не даёт мне ни минуты отдыха. Идите нахрен со своими трахнутыми мыслишками.

Кларк снова кивнула. Девушки залезли на велосипеды и отправились в школу. Виновники происшествия, как неразумные существа, улюлюкали позади.

На урок она снова опоздала. Девушка быстро пробежала к парте, пока учитель отсутствовал, а остальные были слишком заняты, чтобы замечать этого опоздания. Роберт улыбнулся и придвинулся ближе, сидя на стуле. Комнату огласил скрипучий звук от трения ножек по паркету. Кларк хотела провалиться под землю, исчезнуть, ведь сейчас все обратили внимание на новоприбывшую. Если бы здесь находился учитель, Сильвии сделали бы выговор, но только потому, что этот звук сводил их с ума. Мистера Джейсона Хоула передёргивало всякий раз, когда кто-то таким образом отодвигал стул.

Роберт сел на школьный стол. Обнял Сильвию за шею и отстранился с вопросом:

– Что это? – его палец устремился через девичью голову и ткнул в воротник сзади.

Она схватилась за куртку, придвигая ткань ближе к глазам и присмотрелась, в свете светодиодного освещения на ткани просматривалась маленькая прожжённая дырка.

– Ты, что, когда курила, поправляла свой воротник? Или ты жгла свои книги? Чем ты занимаешься, пока мы тебя не видим? – сказал Роберт и слез с парты. Девушка сомкнула глаза.

– Прожигаю свою жизнь в будничной рутине, пока она не обратится в тлен, – устало произнесла Сильвия. Прозвенел звонок. Она резко распахнула веки. Вокруг суетились подростки. Роберта не оказалось рядом.

Так снова начался день, похожий на предыдущий и все остальные перед ним. Сильвия выбиралась из тётушкиного дома, приходила в школу и несколько часов в ней проводила. Иногда что-то понимая для себя и открывая, а иногда ощущая себя маленьким винтиком огромного устройства. Винтику навязали определённую работу, и он не понимал, а для чего это собственно надо. Винтик запросто может отвалиться, осознавая бессмысленность работы и свою бесполезность, ведь он бы больше не считался никаким винтиком. И если бы кто-то сказал, что он, этот винтик, потерял всякий смысл, бывшая часть огромного устройства обязана была бы ответить: "Всякий смысл может существовать глубоко внутри, и пусть, даже от меня не получить никакой полезности, я могу быть бессмысленным, но только лишь в понимании других, свой смысл я обрету сам, отыщу в самом себе и буду жить, благодаря ему, а не потому, что считался бы для кого-то полезным".

Время последних лекций пролетело незаметно для вовлечённого ученика, но томительно для скучающего, из-за чего голова Сильвии занималась чем угодно, чтобы развеять приставучую скуку. Девушка посещала занятия, иногда даже не понимая, зачем это надо. Она всего лишь мечтала жить в тихой уединённости, каждый день, час, минуту посвящая чтению книг. Хотя американские школы и баловали учащихся разнообразными клубами, Сильвия среди них выбрала бы книжный, но она человек такой, который не любит обсуждать прочитанное с другими. А когда стоило только признавать, что обсуждать книги – интересное дело, как в клубе она встречала глупых подростков, а не интеллигентных и эрудированных людей.

Так протекала жизнь – медленно, томительно, ужасающе нудно. И если бы только не помощь книжных друзей, точно не получилось бы ответить, что она сделала бы со своей жизнью. Всякая надежда уже давно угасла, как потихоньку угасает пламя, которое искренне верило в долгое существование, но которое оказалось совсем не нужным, а потому ему предпочтительнее было бы угаснуть навеки. Не потому ли сказки живут только для детей? Они испытывают счастье, когда ребёнок с волшебством внутри открывает их для себя и в себе, а затем весь смысл теряется, когда сказки, обливаясь слезами печали, оказываются больше не нужными серьёзному взрослому, что когда-то в себе носил волшебство. Кларк до боли в груди, из-за столь видимой отчуждённости и отличия, словно девушка в буквальном смысле прибыла из другого мира, не могла позволить себе отказаться от этих сказок и историй Мирры. Пусть в жизни будет хоть что-то волшебное, хоть и вымышленное. Она не хотела верить в их исчезновение из мира людей, потому как ещё во время расцвета технологического прогресса даже дети заболевали приступом взрослости, и их внутренний ребёнок сменялся чем-то губительным для скрытого волшебства. В Сильвии же спит удивительный ребёнок, который не просто знает, а верит, что волшебство существует. Он всегда в ней жил и живёт сейчас. Этого ребёнка девушка усыпила давно, чтобы не злить непонимающих взрослых. Но в любое время дня и ночи он готов был пробудиться, чтобы, наконец, воочию увидеть настоящие чудеса.