[1] Излучина – изгиб, поворот русла реки.

[2] Причелина – резные, узорчатые горизонтальные доски, которые прикрывали торец крыши у традиционной русской избы.

[3] Полотенца избы – резные вертикальные доски, которые свисали из-под выступов крыши. Иногда ими украшали и торцы самой избы.

[4] Дворничий – хозяин и управляющий постоялого двора.

[5] Повойник – головной убор замужних женщин.

[6] Леваши – тонкие лепешки из толченых ягод, которые тонко раскатываются и высушиваются на солнце или в печи.

[7] Травень – третий месяц года, соответсвует месяцу май.

[8] Кибитка – крытая повозка.

7. Глава 7

Глава 7

— Ты зазря не тревожься, Леонка, щас решим. Я тут покумекала, пока вы ходили, и вот чевой надумала. Если сыщется кто, готовый обменять свою снятую комнату на койку в общей зале — поселим туда Словцена. А нет, так отправим его внизу спать. Небось не девица, переживет, — хохотнула Любомира, надламывая благоухающую сдобу из принесенной от Житомира корзинки и протягивая каждому по куску. — А ты уж, как обычно, у него в комнате живи себе спокойно.

— Спасибо, — девушка благодарно улыбнулась. — Да только нет надобности лишние хлопоты устраивать. Мне не хотелось и вас в неудобное положение ставить, и Словцена теснить. Все же приехала тут к вам, как снег на голову. Так что я нашла уже жилье. — Словцен озадаченно уставился на подругу. — Мы пока ходили, я видела, что на площади еще стоят местные из тех, что на ночлег зазывают. Словцен пока с Житомиром общался, я сбегала, договорилась. Сейчас как раз заберу Флокса да пойду вещи относить, — сказала Леона, надкусив сладкий мякиш.

— Не мели ерунды, девка! — шлепнула себя по бедру Любомира. — Неудобное положение! Это ж надо было выдумать-то. Та Словцен-то и рад радехонек будет тебе свою комнату уступить, небось опять допоздна языками чесать будете.

— Матушка права, Леона. Не говори глупостей. Останешься у нас, — запихивая в рот булку, уверенно сказал Словцен. — Я могу и без кровати. Не надо коек никаких даже. Вон наверху, в нашей обеденной, тюфяк соломенный себе кину, — пожал он плечами. — Мам, налей квасу, а. Мы пока шли упрелись все. Солнце печет сегодня, аж жуть.

Леоне хоть и приятно было, но все же стало неловко. Сама ведь опоздала. Пусть и не по своей вине, но все же. Заранее весточку тоже не послала, что приедет…

Продолжать спорить, конечно, было бы неправильно, ведь они искренни в своей заботе. Зачем обижать радушную семью? Да и, чего уж греха таить, она и сама всегда чувствовала себя тут как дома. Ее любили и всегда заботились, словно о родной. И все же Леоне совершенно не хотелось никого стеснять и чувствовать неловкость. А потому она озвучила еще одну мысль:

— А, может, я просто на сеновале пока переночую? А, как освободится одна из комнат, перееду, — предложила она, запивая булку кисло-сладким квасом.

— Нет уж, Леонка, живи себе спокойно у Словцена. Чевой тебе на сеновале-то делать. Да и в комнатах для приезжих тоже нечаво. Тут люд заезжий, всеж. Разные бывают гости-то. Нет уж, с нами будешь жить, под присмотром шоб была, — наставительно произнесла женщина, чуть склонив голову вперед. — Ты уж не дитя малое, а девка ладная да красивая. Да и время щас такое, шо людей много собралося. Все! Хватит тут разглагольствовать, — подняла она руку, увидев, что девушка хочет вновь возразить. — Все уж решили. И не ерепенься мне тута, — покачала пальцем хозяйка двора, сурово глядя на девушку. Своих дочерей у них с Изъяславом не было, и Леону они любили почти как родную, потому и заботились, от того и переживали.

— Спасибо вам, — Леона тепло и благодарно обняла Любомиру и улыбнулась Словцену.