— Мама, пожалуйста, — почти шепотом простонала девочка, прижимаясь крепче, — прошу… Не бросай меня.

Леона не понимала. Почему? Почему, мама уходит без нее? Почему бросает? Неужели она ей не нужна? Неужели она мешает? Душевное напряжение из-за недавних событий давало о себе знать, и девочка просто не могла успокоиться. Слишком страшно, слишком больно чувствовать себя брошенной. Рыдания не прекращались. Только было начав утихать, они накрывали ее с новой силой, заставляя судорожно хватать ртом воздух в попытках успокоиться.

— Звездочка моя, я не хочу с тобой расставаться. Особенно сейчас, поверь. Но мне нужно идти, — горько ответила женщина, уткнувшись носом в макушку дочери.

— М-мне ст-траш-шно. А ес-сли о-они опя-ять придут, а в-вдруг най-дут тебя и т-ты не верн-нешься-я. Я н-не хочу сн-нова тебя поть-теря-ять, н-не хоч-чу снова ост-таться одн-на — заикаясь после надрывного плача, прошептала девочка. И, не сдержавшись, зарыдала с новой силой. Одна только мысль о том, что мамы может не стать, ввела ее в неописуемый ужас, больно резанув по сердцу.

— Они больше не придут, милая, тебе нечего бояться, — успокоила она дочь, заглядывая ей в глаза. — Главное уговор наш помни: теперь завсегда зовись лишь тем именем, что от моего рода идет. Его никто кроме отца не знает, никто не станет искать Леону.

Девочка кивнула. А потом, всхлипывая и продолжая заикаться от слез, быстро затараторила:

— Я с-слышала, как баб-бушка Р-ружа сказа-ала, что у них была пу-путеводная нить, которая ко мне тя-янулась. А что, ес-сли они снова ее пу-пустят? Вдру-уг узнают, г-где я?

— Не узнают, милая, — мягко говорила Марелика, успокаивающе гладя по голове, перепуганную дочь. Самой бы вот еще верить в свои слова... Она и сама задавалась этим вопросом. Если супруг у них… Остается лишь уповать на то, что они оставили попытки ее найти после уловки Веды. — Ты здесь в безопасности. Слышишь? Но ты все равно должна быть осторожной. Не рассказывай о себе чужим людям. Поняла меня?

Девочка тихонько кивнула, успокаиваясь.

— Мамочка, пожалуйста, не бросай меня. Я не буду мешаться, — у Леоны задрожали губы и вновь навернулись слезы. Она не понимала почему они должны расстаться. За что мама так с ней поступает?.. Еще крепче прижавшись к матери, девочка отчаянно ухватилась за ее шею, словно надеясь что сможет удержать, и с нескрываемой горечью снова разрыдалась на родном плече.

— Леона, ты должна понять. От этого зависит много жизней. Многие люди… Целые семьи… Совсем маленькие дети, чьи-то родители, чьи-то друзья… Они все могут погибнуть, если я… не приеду. Неужели ты хочешь, чтобы я бросила их умирать?

— Нет, — приглушенно прошептала Леона.

Марелика взяла дочь на руки, как когда-то совсем маленькую, и, усадив на колени, нежно прижала к груди. Она мягко качала Леону, словно совсем крошку, и успокаивающе гладила, ласково целуя в макушку. Материнское сердце не могло вынести детских страданий и разрывалось от боли и жалости. Видя, как ее дитя рыдает от горя и страха, Марелика сгорала от собственного бессилия и злости на саму себя, за то, что стала причиной этих горьких слез. Женщина не хотела оставлять своего единственного ребенка одного, не хотела причинять такую боль своему чаду, но у нее не было выбора. Она нежно гладила дочь по волосам и сама старалась не заплакать.

Что чувствует мать, когда видит своего ребенка таким, когда всем сердцем ощущает его боль и отчаяние? Но что почувствует ребенок, если увидит, что его маме — всегда такой надежной и сильной — так же страшно и плохо, и даже хуже… Нет. Она — мать. Она — единственный оплот спокойствия и уверенности для своего ребенка. Она просто не имеет права показывать слабость. Только не сейчас... Это потом она будет выть в подушку от страха за свое дитя, за себя и своего супруга. От злости и бессилия кусать кулаки и сотрясаться в еле сдерживаемых рыданиях. Потом. Но сейчас она — мама. Сильная, спокойная и уверенная.