Он медленно направился к берегу, снял одежду, аккуратно сложил ее на камне и бросился в первую волну, чтобы спустя мгновение вынырнуть и начать плыть в море с видимой легкостью.

– Он что, сошел с ума? – спросил чей-то голос.

– Возможно, он единственный, кто остался в своем уме, – ответил другой. – И, возможно, скоро мы будем скучать по морю, в котором можно утонуть в покое.

Они молча и с уважением наблюдали, как решительный пловец превращался в точку, исчезавшую за волнами. Вскоре он поднял руку, будто желая в последний раз попрощаться с миром, прежде чем исчезнуть под водой.

– Один! – пробормотал хрипло Эметерио Падрон.

– Что ты делаешь, черт возьми? – резко спросил первый штурман, угрюмый и часто задиристый португалец. – С каких это пор ты считаешь мертвых?

– С тех пор, как стало кого считать, – был резкий ответ. – Мне любопытно, сколько из нас выстоит через год.

– Иди к черту!

Канарец широким жестом указал на все вокруг.

– Разве мы уже не высадились в нем? – спросил он.

Они чуть не подрались, и только присутствие капитана, который с мягкой решительностью развел их в стороны, предотвратило это.

– Спокойно! – попросил он. – Нас ждут времена, когда наша единственная надежда на спасение будет заключаться в единстве и товариществе. Судьба распорядилась так, что мы вместе в этом, и вместе должны идти до последнего дыхания.

– Есть только один способ этого добиться, – вмешался первый помощник, Диего Кабрера.

– Какой?

– Нам нужно оставаться экипажем, а ты должен продолжать быть нашим капитаном.

– Экипаж и капитан без корабля? – усмехнулся он иронично.

– Я видел много великолепных кораблей, у которых не было ни того, ни другого, – ответил малагиец. – Но ты всегда хорошо командовал, а мы – подчинялись. – Он покачал головой, подчеркивая свою убежденность. – Лучше продолжать так, иначе мы снова потерпим кораблекрушение, теперь уже на этих грязных песках.

Леон Боканегра обернулся и взглянул на обессиленную группу людей, большая часть которых сидела на камнях.

– Что думаете? – спросил он.

– Что он прав, – последовал суровый ответ, после чего тема, казалось, была закрыта, так как внимание большинства присутствующих сосредоточилось на том месте, где почти сотня мужчин, женщин и детей напала на «Морского льва», намереваясь оставить от него лишь скелет.

Однако на следующий день они обнаружили, что даже этого скелета не осталось. Трудолюбивые бедуины разобрали доски и каркас, загрузив их на спины терпеливых верблюдов. Для этих аскетичных обитателей самого скупого края всё имело ценность или могло обрести её в будущем.

Тяжелый дубовый киль, ещё пропитанный водой и потому негорючий, остался позади. Было очевидно, что песок и ветер вскоре похоронят его навсегда.

Час спустя восемь вооруженных всадников окружили группу потерпевших крушение и без слов дали понять, что настало время углубляться в самый большой из всех пустынь.

Они спали под открытым небом, прикованные цепями, часто закапываясь в песок, чтобы противостоять ледяной утренней прохладе и сырости, проникавшей до костей и грозившей навсегда оставить их калеками. От голода они вскоре начали ловить ящериц и мышей, которых жадно поедали, предварительно обжарив на маленьком костре, разожженном из корней и сухих кустов.

С рассветом их освобождали от цепей, давали полкружки грязной воды, и они отправлялись в путь с всё более тяжелыми ношами под пристальным взглядом всадников, у которых можно было различить лишь глаза и руки.

Позади, намного дальше, следовала остальная часть племени – длинная караванная вереница из более чем ста дромадеров и тридцати коз, которые ускоряли шаг только под ударами метко брошенных камней от кричащих мальчишек.