Аисты, будто поняв, закивали, несколько раз негромко пощёлкали и принялись клевать кусочки просяной лепёшки. Пока суть да дело, небо совсем прояснилось, запылало с востока. Тут же вспыхнул и Днестр, над гладью ползавшие низкие туманы также не замедлили воссиять, как облака, что спешили навстречу восходу. Вот-вот взойдёт и оно, ярило любимое, для каждого родное. Польское, литовское, молдавское, украинское, но больше всего русское. Ибо наша душа, подумал Альгис, и есть ярило.

За рекой замельтешили белые пятна, по всей земле, до горизонта. Послышалось характерное пощёлкивание. Хоть возраст и перевалил за полсотни, слабостью глаза пока не страдали. Это были они, черногузы. Поднимали и опускали головы. Аистиха неожиданно встрепенулась, взмыла над кустами, сделала круг и помчалась за реку. Вернулась минут через десять с полным клювом огромных кузнечиков, некоторые лапками ещё шевелили. Эту сытную белково-ферментную поживу тут же стал с жадностью уплетать супруг.

– Понятно, – Альгис достал флягу, вынул пробку. – Саранча. Это, брат, беда. А беда одна не ходит.

Он пристально всмотрелся, что же на том берегу. Некоторые аисты взлетали, кружили немного и вновь садились. Значит, через реку гадость эта перебраться не успела. Молдаване памятник вам поставить должны, ребятки. Решительные, смелые, наши птички белые. И какая каркалыга в него стреляла? Что за нелюди!

Аистиха опять подалась за реку. Альгис промыл рану, перевязал чистой тряпицей крыло. Взял аиста к себе на колени, тихонько прижал к груди, погладил. Тот и не сопротивлялся. Даже глазки подкатил. Наверно, оттого, что боль ушла. Альгису всегда удавалось боли снимать. Удачнее всего при ранениях. Но и когда зуб у кого болел, тоже помогало. Поводит ладонью – и порядок. Раны заживали гораздо быстрее после его пассажей. Подруга вернулась, от удивления обомлела. Наверно, самой захотелось подластиться? Он протянул руку, птица послушно подошла, позволила себя обнять. Так и сидели, пока не взошло солнце. Потом Альгис вздремнул, не меняя позы. Потом осторожно поставил птиц, сходил срубил деревце, острогал сучья. Не толстый, но и не тонкий хлыст приторочил поперёк седла. Поднял сперва раненого, подсадил потом его преданную подругу на другой конец хлыста. Запрыгнул в седло, тронул красавца ахалтекинца, который успел пощипать травки и вдоволь напиться из родника, бившего из-под скалы и убегавшего вниз к Днестру.

Опасаясь открытого пространства, Альгис выискивал места, где можно было передвигаться скрытно. Лощины, овражки, кустарники, дубравы, местами перелески. Он по-прежнему придерживался направления вдоль Днестра, но уже вверх по течению. Аисты сидели смирнёхонько, казалось, что вообще дремлют. За полдень в небе началось кучевое движение, высь как будто хмурилась рассерженно, однако дождя, по всей вероятности, скоро ждать не приходилось, поскольку солнце нисколько не смущалось набегавших отовсюду тучных облаков, которые и сами, видать, были не в настроении портить погоду. Светились от пронизывающих их тулова лучей и радовались летнему счастью.

Услышав знакомое щёлканье, Альгис обернулся, задрал голову. Несколько аистиных семей, не спеша, даже с ленцой, ловя попутные потоки, планируя, возвращались. Зобы, животы, небось, под завязку. Альгис помахал им рукой, аисты пощёлкали в ответ. Наверно, родичей заметили. И вправду, развернулись, круги стали наворачивать. Он им ещё помахал, мол, летите, ребята, не дам в обиду сородичей.

Как раз пересекали весёлую, полную стрекоз, жуков, шмелей цветущую прогалинку в очередной дубраве. Сколько всего душистого, радужного, голова уплывала. Аисты после очередного круга над этой пёстрой, как палитра, полянкой перестроились и собрались было дальше. Альгис от неожиданности даже вздрогнул, как малолеток. Столь несуразно и отвратительно прозвучал откуда-то из-за дремучих, вековых деревьев мушкетный выстрел. Моментально сориентировавшись, спрыгнул с коня, шепнув ахалтекинцу, чтоб скоренько укрылся с птицами в чаще. Сам побежал на звук.