– Султа-а-а-н!!! – что есть мочи заорали растерянные гусарийцы, прицеливаясь в его сторону пиками, инстинктивно пускаясь галопом вслед. – Ату его, каналью!!!
Закинув за спину щит-калкан от метких польских стрел, Альгис приготовил к стрельбе свой лук. Но пока не стрелял, уводя преследователей за собой, ожидал момента, когда поляки всё же опомнятся и переведут взгляды с султанова тюрбана на его скромное одеяние рядового, даже ещё не янычара. Но те, словно ослеплённые бриллиантовыми радугами, завороженно глазели только на сановную чалму сияющего белого шёлка. Оглянувшись в очередной раз, наконец увидел, что в коварную пустоту Торричелли, где пыль уже почти осела, несутся во весь опор перепуганные вусмерть турецкие кавалеристы, лихорадочно размахивая ужасными ятаганами.
Скакун был добрый. Альгис оторвался от преследователей на полёт стрелы. Потом резко натянул поводья, развернулся. И одну за другой за считанные секунды выпустил пару десятков стрел. Не промахнулся ни разу. Но ни одного шляхтича не убил. Досталось только лошадям, бедняжкам. Но и всадникам лиха пришлось хлебнуть. Альгис начал гонять шляхту по кустам, как зайцев. Искусно орудуя саблей, порубил им крылья с раскрашенными орлиными перьями, каждого нешуточно огрел по спине клинком плашмя. В конце концов загнал в какие-то заросли, где и он и поляки стали не видны. Остановился, дал понять, чтобы убирались как можно быстрее, пока он добрый, и подался восвояси.
Турки к тому времени уцелевших поляков обратили в бегство. Янычары окружили султана плотным заградительным кольцом с такими изуверскими физиономиями, что Альгис, когда подскакал, даже немного оробел. Но у янычар отчего-то округлились глаза.
– На имперский брильянт таращатся, – пробормотал себе под нос. – Надо как-то перед повелителем расшаркаться ухищрённо, чтоб за сановный тюрбан голову не снял. А то вона, шёлк запылился как.
Соскакивая на землю, одновременно снял драгоценный убор, трепетно возложил на ладонь, прижал к груди. Прошёл сквозь янычар, протянул тюрбан, при этом опустил книзу лицо, встал на колени. Пока обдумывал, что бы такого сказать особо уважительного, султан сам сошёл с коня, махнул ближайшему начальнику, чтобы подняли Альгиса и подвели.
– Это тебя прислал московский царь нам в дар? Проси, чего душе угодно, боярин. Мы, султан Мехмед Третий, умеем быть благодарным.
– Прошу тебя, о великий, простить мне вынужденную дерзость недавнишнюю и направить на службу к доблестным твоим пехотинцам. Хочу быть янычаром. Большей чести не ведаю.
Пересекая в этот раз Буджак, практично обрядился панцерным казаком польской конницы. Помимо сабли, имелись карабин-бандолет, обычно висел перекинутым за спину, пара пистолетов в своеобразной кобуре, ещё два за поясом. Простецкий, но прочный щит калкан. Инкрустированный серебром саадак[11]. Недоступные лезвию всякого клинка наручи, отлитые из какого-то секретного сплава. Оружием умел пользоваться не просто мастерски, виртуозно. Особенно карабелой. Он её чувствовал, как продолжение руки, как будто в ней нервы его и жилы. Но и голыми конечностями Рында умел воевать не хуже монахов Шаолиня. К слову, древние боевые искусства казаков, а наш герой достиг в том совершенства, даже в чём-то превосходили буддийские.
Ещё не стемнело, вдруг неспящая половина насторожилась, поскольку чуткое, как у бобра, ухо уловило звук, похожий на бьющие по пустому деревянному корыту градины. Сперва еле уловимо, потом всё громче. Дежуривший в карауле участок мозга подал тревожный сигнал. Альгис увидел прямо над собой аистов, красивых, изящных, вещих. Обычно молчуны, вообще не имеющие голоса, аисты, когда возникала нештатная ситуация, например, настигала их любовь или вдруг опасность, начинали быстро-быстро щёлкать клювами. Удивительная птица. Любимица Валахии, Малороссии, русичей. Люди знают, аисты детей приносят. Поэтому нельзя их обижать или, что совсем уж ни в какие ворота, разорять гнёзда, которые сии необыкновенные птицы вьют на крышах или, к примеру, на столбах с прибитым сверху колесом от телеги. Быть беде.