Ровно неделя труда в Мариинской больнице, а Наташа устала уже так, словно работала там год, не отдыхая ни дня. Она знала, дальше будет проще, но когда будет это дальше? Неизвестность убивала, амбиции разрывали, и внутри росла огромная неуверенность в будущем. Ей было страшно. Страшно, что она не сможет добиться всего того, чего так сильно желала, и тогда ей придется предстать перед довольным взором матери, которая не упустит своего шанса и обязательно устроит ее в какой-нибудь театр.

– Ты сегодня дежуришь? – Миша обхватил талию своей невесты руками, носом уткнувшись в ямочку на шее.

Он скучал по ней, когда она уходила дежурить. За неделю это было второе дежурство, и ему приходилось тяжко. Он вообще был очень тактильным, в отличие от Наташи, которой было достаточно душевной близости. С Мишей ей было иногда трудно: он требовал слишком много нежности, из-за чего Иволгиной время от времени казалось, что в этих отношениях мужчина она.

– К сожалению, – она слабо улыбнулась ему в отражение зеркала. – Как твои дела с картиной?

Миша был художником. Наташа полюбила его за творческую нотку в душе, за прекрасные блондинистые волосы, всегда идеально уложенные лаком днём, но вечером растрёпанные и такие родные. За нежные руки, которые так заботливо касались ее всегда. За слова любви и поддержки и за то, что всегда был на ее стороне. Мишу нельзя было назвать парнем мечты, но она любила его вот таким несуразным, в какой-то степени даже женственным. Она любила его за личность, а не за внешность. И за поступки, которыми из раза в раз он доказывал свою любовь. Пять лет вместе, и практически душа в душу. Через полгода свадьба, и они наконец-то станут настоящей семьёй.

– Я почти закончил, покажу тебе через пару дней. А что у тебя с твоим планом?

Иволгина поделилась своим планом по поводу завоевания симпатии Знаменского. Миша, хоть и не сразу, однако поддержал ее идею. Если она будет счастлива, попав в ординатуру, то счастлив будет и он. Правда, ему все равно не нравилась перспектива ее работы в хирургии, особенно эти идиотские ночные дежурства.

– Пока ничего, – фыркнула Иволгина, завязав конский хвост. – Этот Знаменский пуленепробиваемый, я не знаю, как к нему подступиться. Попробую сегодня. Мы должны вместе дежурить. Позавчера я была с Борей, он рассказал мне немного. Оказывается, Боря пришел санитаром, но чем-то понравился Знаменскому, что тот помог ему вырасти до хирурга. И ведь работает теперь парень, уже второй год.

– Ты уверена, что это того стоит? Может, хрен с этой медициной, и твоя мама поможет тебе устроиться в театр? – играюще подвигал бровями Миша. – У тебя есть все для этого данные.

– Понятно… Мама и тебе мозги промыла.

Наташа схватила сумку, разозлившись. Почему все решают за нее? Она хочет быть хирургом. Нафиг ей эта актерская канитель?

– Нет, но, мне кажется, тебе так будет лучше, – Миша устал видеть, какой опустошенной приходит его женщина после работы.

– Я сама знаю, как мне будет лучше!

Прокричала она, быстро надев лоферы и хлопнув входной дверью.

Лучше? Почему все вокруг решили, что знают, как ей стоит жить и что для неё лучше? Это ее жизнь, и только ей решать, что делать дальше, кем быть, с кем жить и работать. У нее есть мечта, и она не отступит. Пусть это будет стоить ей дорого. Пусть даже придется ещё сильнее поссориться с мамой. Ей плевать на последствия, ведь мечты должны исполняться.

***

Дежурства. Знаменский любил их за то, что можно было быть в гордом одиночестве в ординаторской или же болтать с медсестрой, не думая о том, как же тоскливо дома. А дома было именно так. Уже как три года. На стенах все ещё висели фотографии с его свадьбы десятилетней давности, но женщины, что счастливо улыбалась ему и клялась в любви, рядом не было. Нет, с ней все было хорошо, просто она больше не принадлежала ему.